Ночная смена

Краун Энни

Может быть, со мной все будет в порядке. Может быть, этой истории достаточно.

* * *

К среде у меня практически пропал голос и я все еще немного дрожу, но чувствую себя достаточно человеком, чтобы выползти из постели и забраться на велосипед на рассвете.

Я глубоко вдыхаю свежий утренний воздух, направляясь на велосипеде в кампус. Кажется странным идти в библиотеку в то же время, когда обычно заканчиваю смену — как будто мир перевернулся с ног на голову,

или как будто я напилась и проспала экзамен по социологии, случайно сменив часовой пояс на телефоне.

Когда я закрепляю велосипед и направляюсь внутрь, в животе завязывается узел, но когда плечом открываю дверь, библиотека кажется совершенно неизменной.

Я не знаю, почему волновалась, что возвращение сюда будет похоже на возвращение на место преступления. Это по-прежнему мое счастливое место.

Парень с ночной смены — мальчик с усталыми глазами и неуклюжими наушниками на шее смотрит на меня так, словно я его спаситель, когда подхожу к кассовому аппарату и говорю, что пришла сменить его. Пока он собирает вещи, Марджи выходит из лифта с тележкой, доверху нагруженной огромными учебниками по естествознанию.

— Кендалл! — говорит она, заметив меня. — Как себя чувствуешь, детка?

— Лучше, — скорее хриплю, чем говорю я. — Очевидно, голос звучит ужасно, но студенческий медицинский центр говорит, что я не заразна.

Врач, к которому я там обратилась, согласился — стресс, а не вирусная инфекция, был наиболее вероятной причиной недомогания в выходные. Она видела сотни студентов Клемента с похожими симптомами, которые, как оказалось, были связаны с выпускными экзаменами, групповыми проектами и другими важными мероприятиями, крайний срок которых сокращался каждую минуту.

Марджи сочувственно кивает.

— В подсобном помещении есть свежая упаковка травяного чая и электрический чайник. Угощайся.

— Спасибо, — говорю я, тяжело выдыхая.

Я убираю рюкзак под стол, достаю пластиковый пакетик с леденцами от кашля и направляюсь к двери кабинета.

— О, пока я не забыла, — говорит Марджи, останавливая меня. — В пятницу приходил мальчик и спрашивал о тебе.

Все будто замирает, время перестаёт идти. Кажется, у меня даже звенит в ушах.

— Какой мальчик? — спрашиваю я, хотя думаю, что уже знаю ответ.

— Не помню его имени. Высокий сукин сын. Очень красивый. Он прочитал две разные книги стихов Элизабет Барретт Браунинг и автобиографию о каком-то знаменитом баскетбольном тренере колледжа.

Винсент. Он вернулся.

— Я объяснила ему, что ты заболела, — добавляет Марджи.

Я немного умираю внутри, хотя Винсент, возможно, и не подозревал, какой сопливой, потной и несчастной я была в эти выходные.

Блять.

Не могу поверить, что скучала по нему.

Он спрашивал о тебе.

Не уверена, как это истолковать. Возможно, он хотел проверить и выяснить, почему я исчезла после того, как мы поцеловались. Может быть, планировал повторение прошлой пятничной ночи. Или,

может быть, просто хотел дать понять, что произошедшее между нами было одноразовым и что он предпочел бы не распространяться об этом.

— Он сказал, зачем искал меня? — это страшный вопрос, но я должна знать.

— Сказал, что ему нужен репетитор по английскому, но оставил для тебя записку. Подожди, я положила ее на стол в конце..

Марджи ныряет в кабинет и через мгновение появляется снова с небольшим клочком разорванной бумаги в руке. Первая мысль, когда она передает его, заключается в том, что почерк Винсента на удивление аккуратный — две маленькие строчки идеально ровных печатных букв.

Все еще отстой в поэзии. Пожалуйста, сжалься. [e-mail].

Я переворачиваю клочок, надеясь получить больше информации, но обратная сторона пуста.

— Я должна была сказать ему отвалить? — спрашивает Марджи.

Я хрипло смеюсь.

— Нет, я разберусь. Спасибо, Марджи.

Засунув записку Винсента в задний карман джинсов, я приступаю к работе. Многое нужно сделать до того как соберется утренняя толпа, чтобы распечатать домашнее задание и эссе перед занятиями. С восходом солнца свет проникает в атриум подобно жидкому золоту и заливает всю библиотеку теплым сиянием. Я заполняю полки и обрабатываю возвраты, а также помогаю группе студентов-химиков воспользоваться системой оформления электронных книг, чтобы им не пришлось платить двести баксов за учебник.

И все это время клочок бумаги горит у меня в кармане.

Потому что это может означать только одно: история не закончена.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Харпер и Нина просят положить записку Винсента в центр кофейного столика, чтобы они могли склониться над ней, как два историка, изучающие драгоценный артефакт.

— Похоже, Найт хочет, чтобы она его обучала, — говорит Харпер.

— Но репетиторство может быть кодом для секса, — возражает Нина.

— Почему бы гребаному баскетболисту колледжа просто не сказать девушке, если она ему интересна? Гетеросексуальные мужчины, как известно, очень бестактны, когда пытаются трахнуться.

— Не похоже, что он мог просто дать библиотекарю записку, в которой говорилось: «Было весело целовать тебя у книжной полки на прошлой неделе, я бы очень хотел засунуть в тебя член». Что, если она прочитает это до того, как записка дойдет до Кендалл? Это, — она постукивает по записке, — определенно код.

Харпер не убеждена.

— Если бы он хотел четко обозначить свои желания в записке, мог бы пригласить ее на свидание или попросить прийти на вечеринку в дом баскетбольной команды. Но не сделал этого. Он определенно просто хочет, чтобы Кендалл помогла сдать экзамен. И знаешь что? Найт рассчитывает на то, что теперь она будет снисходительна и не предъявит обвинение.