Шрифт:
Пролог
11 декабря 2008 г
г. Н-ск,
полдень
Вот уже второй день, как слякотная непогода стала немного напоминать зиму. Небо перестало сочиться дождем. Высохли лужи на дорогах. Затвердевшую грязь припорошил мелкий снежок. Изо ртов при дыхании вырывался легкий, едва заметный пар…
Похороны на Вараньковском кладбище проходили быстро, хотя и с соблюдением всех почестей, положенных трижды Герою России, старшему офицеру ФСБ.
Когда начальник «…» Управления генерал-майор Рябов завершил короткую,
– Тяжко на душе. Словно брата родного потерял, – горестно вздохнул коротко стриженный седой богатырь. Светло-стальные глаза его подозрительно блестели.
– Странно… Он был глубоко верующим, православным человеком, а начальство обошлось без отпевания, – задумчиво произнес второй из присутствующих – высокий, жилистый, с лошадиным лицом. – Как считаешь, Игорь, в чем причина?! – обратился он к третьему – широкоплечему, круглолицему, зеленоглазому.
– Ты просто не в курсе, Виталий, – тихо отозвался тот. – Дмитрия отпевали минувшей ночью в «…» монастыре спустя час по прибытии самолета с «цинком». На отпевании присутствовал генерал Нелюбин. Он-то и рассказал мне… – Середа замолчал и тоскливо уставился на табличку, прикрепленную к временному деревянному кресту.
«Полковник ФСБ Корсаков Дмитрий Олегович. 18.04.1976 – 2.12.2008» – гласила она.
– А он не говорил… как именно погиб… Дима? – Логачев украдкой утер слезинку. – А то здесь… общими словами обошлись… О героизме, о воинском долге…
– Говорил. – Зеленые глаза (тоже заметно повлажневшие) не отрывались от надписи.
– Так чего же ты молчишь?! – хором возмутились Ерохин с Логачевым.
– Погодите… помянем сперва. – Покрасневшей от холода рукой Игорь достал из-за пазухи бутылку водки и вложенные друг в друга три пластиковых стаканчика. – Держите! – протянул он по одному товарищам, третий оставил себе и резким движением сорвал пробку с горлышка.
Выпили залпом – не морщась, не закусывая, не чокаясь. Середа разлил остатки. Точно так же прикончили и их. Опустевшую бутылку и «посуду» рассовали по карманам с намерением выбросить где-нибудь за пределами кладбища. После чего Виталий с Петром нетерпеливо уставились на Игоря.
– Рано утром второго декабря группа Корсакова спешно выехала на задание, – проглотив комок в горле, начал тот. – В чем оно заключалось – не знаю. На обратном пути их БТР подорвался на фугасе. Основная часть группы погибла при взрыве. Выжили только Корсаков и один спецназовец, сидевшие на броне. Вдвоем они упорно отстреливались от боевиков, заложивших фугас и устроивших засаду. Уложили порядка десяти штук. (Это из показаний пленных.) В процессе перестрелки спецназовец погиб. Корсаков был несколько раз ранен, но продолжал вести огонь. Наконец у него закончились патроны. Разъяренные большими потерями «духи» попытались взять его живым, чтобы от души насладиться местью. Но Дмитрий, когда на него навалилось шестеро «джигитов», подорвал себя и их связкой гранат. Тут-то и подоспела ГБР [1] из комендатуры ближайшего села. Ее бойцы взяли в плен двух
1
Группа быстрого реагирования. (Здесь и далее примечания автора.)
– Пойдем, что ли, – со вздохом предложил Ерохин.
Надев вязаные шапки, все трое двинулись по широкой, хорошо расчищенной аллее. На старинном кладбище было тихо. Толстые, темные, раздетые осенью деревья застыли в торжественном молчании. Словно часовые у могил. По обе стороны дороги высились надгробные памятники разных времен. В основном прошлого и позапрошлого веков, с редкими вкраплениями современных. Сейчас на Вараньковском хоронили в исключительных случаях. Только о-о-очень важных персон, с громадными банковскими счетами.
«Диме бы вовек сюда не попасть, невзирая на колоссальные заслуги перед Отечеством… на три звезды Героя России, на два десятка боевых орденов, – печально подумал Середа. – Теперь иные критерии ценности… И тем не менее он здесь! Не иначе Нелюбин расстарался, напряг могущественные связи в верхах…»
С ближайшего памятника (бронзового бюста полузабытого поэта) вспорхнула какая-то птица.
– Т-с-с, – насторожился Логачев. – Мы тут не одни!
– Похоже, за нами следят, – добавил Игорь, взвешивая в ладони боевой нож (непонятно откуда извлеченный).
Ерохин, крадучись, двинулся к бюсту, сунув ручищу в правый карман куртки.
– Му-жи-ки-и-и!!! – На дорогу вдруг вывалилась нескладная, расхристанная фигура с трясущимися руками. – Дайте на опохмелку… Бога ради… Помираю!
Заросшее неряшливой щетиной лицо, сизый нос, облезлая ушанка на голове, драный ватник и резкий запах немытого тела, смешанный с застарелым сивушным перегаром, – изобличали в фигуре конченого алкоголика. Проще говоря – синюшника.
– Хоть сколько… Му-жи-ки-и-и… Помогите! – продолжал между тем он, нетвердой поступью приближаясь к Игорю.
– Держи. – Убрав нож, полковник достал из кармана сотенную купюру.
– Это мне?! – поразился синюшник. Слезящиеся глаза изумленно вытаращились.
– Тебе, тебе… Но не подходи ближе! Пахнешь ты, не приведи Господи!..
– Понял! Исчезаю!!! – Грязная пятерня с нестрижеными ногтями проворно сцапала сторублевку, а ее обладатель, пятясь, скрылся среди могил.
– Носит же земля ТАКОЕ! – брезгливо сморщился Петр Васильевич.
– Она и похуже носит… Во много раз, – проворчал Середа. – Ты же, Васильич, не суди да не судим будешь!
– Кем это еще?! – набычился Логачев.
– Господом Богом! Забыл Священное Писание?! Тогда перечитай Нагорную проповедь!
Седой богатырь ничего не ответил. Лишь громко скрипнул зубами. Светлые глаза потемнели, лицо закаменело.
Игорь вызывающе прищурился.
– Хватит вам бодаться, – примирительно произнес Ерохин. – Лучше поторопимся на Лукьянку! В четырнадцать ноль-ноль – экстренное совещание у Нелюбина, а на дорогах пробки…
Одновременно взглянув на часы, Логачев с Середой резко ускорили шаг. За всю дорогу к припаркованным за оградой автомобилям они больше не сказали ни слова…