Ночная ведьма
Шрифт:
Ишма проводила взглядом Назара.
Почему ты такая…
Как часто она слышала этот вопрос. Ну, так она Ночная Ведьма. В Космосе не бывает дней. Там всегда ночь. Ледяная. Темная. Никаких эмоций, никаких чувств. Все для победы.
Почему она такая?
Разве расскажешь.
Как объяснить это тем, кто ни разу не видел красного солнца Зиккурата. Никогда не видел красной луны, плывущей в безмолвном чернильном тумане*(* Начало истории Ишмы описано в книге «Бесценная Статуя. Серия Наследие Иштар)
Глава 2
Тихо-тихо
Отворилось окно…
Осторожно!
Слышишь запах Его?
Кто-то незнакомый
Нам решил помешать.
Третий лишний
Заглянул под кровать!
(Агата Кристи)
Забегая немного вперед, этой ночью Ишма вскочит, разбуженная резким сокращением мышц, вызвавшим едва ощутимое подергивание тела – ей приснится, что она падает в бездонную черную дыру. Сон про падение был для нее привычным, Ишма знала, что за ним последует, точнее, догадывалась, что последует другой сон: яркий, натуралистичный, с ясными, острыми ощущениями, мыслями, отчетливо слышимыми звуками и даже запахами. Эти условия оставались неизменными, сюжет же каждую ночь менялся.
Поскольку падение в темноту каждый раз заставало девушку врасплох, реакция на короткое пробуждение всегда была одинаковой. Капитан-лейтенант сама не заметила, как в мгновение ока скатилась черной молнией на пол и заняла позицию за койко-местом: в правой руке – новейшая модель бластера, в левой – длинный, загнутой формы стилет. Прибавить к этому метательную звездочку в зубах и пакетик с быстродействующим ядом в заколке для волос за левым ухом… И можно смело утверждать, что откуда бы ни пришла опасность, опасности бы этой не поздоровилось.
А Ишма истово ожидала опасность. Точнее нельзя было сказать, что было время, когда Ишма была спокойна и не ожидала нападения. Нападения она ожидала всегда. Зловещие тени на двери каюты напоминали ей тянущиеся, изгибающиеся щупальца ядовитого спрута с Пресеи-13, который сначала травит свою жертву парализующим составом, а потом медленно, очень медленно сжимает в смертельных объятиях. Миллиметр за миллиметром… А ты ждешь, очень остро все ощущаешь и не можешь пошевелиться, смотришь на картины жизни, проплывающие последний раз у тебя перед глазами. Или темнота в дальнем углу каюты… Там какое-то шевеление. Не иначе, туда пробрались тро-всы, ближайшие родственники тоа-цев: после надругательства над женщиной они всегда набивают ее детородные органы до отказа чем под руку, точнее, под лапу попадется: камни, земля, мох, ветки… Битое стекло тоже пойдет…
При всей своей одержимости смертью и физической зависимости от адреналина, Ишма до ужаса боялась боли. Точнее не так. Она не переносила боль, и вот парадокс: терпеть ее могла сутками, но боялась до умопомрачения. Ишма ни о чем так не мечтала, как о быстрой и безболезненной смерти, например, от взрывной волны от метеоснаряда, которая разлагает все в радиусе нескольких световых лет на атомы. Раз, не успел моргнуть – и ты эфир.
Холодный пол каюты привел Ишму в чувство. Хочешь – не хочешь, а надо возвращаться на койко-место, и, как бы ни хотелось, смотреть, а точнее, переживать следующий сон. И никакое снотворное не поможет, никакие транквилизаторы с нейролептиками. Ишма пробовала. Никакого результата. После сна о падении в бездну гарантированно следом будет тот самый сон. С большей реалистичностью, нежели в жизни, запахов, звуков, мыслей, чувств… всего.
Черт возьми, это все драный ужин! В компании этой ощипанной курицы, Назара, невесть откуда взявшегося гребаного психолога и… Романа Веселова… Ужасный, мерзкий, отвратительный, невыносимый вечер, будь он неладен!
Ишма напоследок зацепилась краем сознания за воспоминания об ужине и как наяву увидела перед собой бледное маленькое личико с хорошо очерченными высокими скулами, облако мягких рыжеватых волос, виноватое выражение лица. Лицо Кшетти было последним, что Ишма увидела, прежде чем, ее разум быстрым привычным движением соскользнул в новую, невиданную раньше картинку.
***
Перед Ишмой стояла высокая, худенькая белокурая девушка. Светло-голубые глаза-блюдца, опушенные длинными пшеничными ресницами. Их цвет неба оттенял голубой оттенок длинного льняного сарафана, расшитого кистями и мелкими голубыми камушками, сложенными в узоры. Белые рукава рубахи до середины кисти тоже украшены этими камнями, голубые камни и на золотом обруче в светлых, вьющихся прядях, непослушными завитками выбивающимися из плетеной тяжелой косы, перекинутой через плечо.
Девушка неуловимо напоминала Кшетти – почти болезненно хрупкая и высокая, но главное сходство в таком же виноватом, затравленном взгляде. Нервные тонкие пальцы девушки подрагивали, и Ишма поняла, что та не смеет поднять выпавшую из рук книжку, точнее свиток желтоватой бумаги с росписью узоров, напоминающих узоры на сарафане и рубахе.
Девушка немигающими глазами смотрела на Ишму, и смотрела снизу вверх, отчего сознание Ишмы поняло, что больше не принадлежит ей, и тут она разом все вспомнила: кто она, как ее зовут, как зовут ее мужа, который лежит сейчас, тяжелораненый, в окружении боевых друзей и верных слуг. Как и вспомнило то, что это именно она только что поспособствовала падению свитка из рук этой самой девочки.
Ишма, точнее, уже Этельфледа, размахнулась и отвесила дочери еще одну пощечину. Та испуганно схватилась за щеку, но не подумала увернуться, тотчас же вытянулась, как струна, немигающим взглядом уставившись на мать.
– Вместо того чтобы следить за строительством Уорикса, моя дочь прохлаждается за чтением бунтующих поэтов! Так ли я воспитывала тебя, Эльфвина! Так ли я готовила тебя к правлению Мерсией!
Эльфвина только закусила нижнюю губу и еле заметно помотала головой. От ее покорности Этельфледа распалялась еще больше.
– Отец при смерти, викинги подступают к Тамуэрту, твой недостойный дядя спит и видит, как присоединит Мерсию к Уэссексу! И в такой серьезный для Мерсии день…
– Простите, матушка.
– Как передать тебе титул элдормена, если ты так наплевательски относишься к своим прямым обязанностям? Я так надеялась, что ты будешь второй женщиной в нашей семье, удостоившейся сего славного звания…
– Я научусь, матушка…