Ночная воровка

Копейко Вера Васильевна

Надя не мигая смотрела на него, ее губы раскрылись сами собой, а веки сомкнулись. В ту же секунду она почувствовала его губы, горячие и сухие, а язык скользнул к ней в рот. Она застонала и еще приоткрыла губы, разрешая пробраться как можно глубже. Ей показалось, что она тает, когда его руки легли ей на грудь, а соски поднялись им навстречу. Они уперлись ему в ладони и замерли, напрягшись.

— Надя, о Надя. Ты согласна?..

— Да, да. Я согласна. — Она не знала точно, чего он хочет, но она готова на все. Абсолютно на все. Внезапно она вспомнила про

то, что будет завтра, что она скрыла пропажу экспоната… И очень может быть, что, узнав об этом, он никогда больше на нее не взглянет. Но все неважно! Пусть все катится ко всем чертям! Она с ним сейчас и будет ровно столько, сколько сможет.

Никогда, даже в пору ранней молодости, когда кровь кипела, напрочь заглушая голос разума, она не ощущала своей чувственности с такой силой. В памяти было живо все, что впервые произошло со Стасиком. Что произошло! Она отдалась ему на даче, ночью, под раскидистой яблоней, это был сентябрь, и яблоки созрели. Тогда они набросились друг на друга, как будто впивались в лопавшиеся от сока плоды. Надя помнит, что даже не ощутила боли, которой так пугали все подруги. Моментальная вспышка — а потом сладость заполнила ее до предела. Стасик, не сомневавшийся в ее невинности, не мог поверить, что она сама требует от него большего… А уже потом, осенью, глубокой и дождливо-снежной, они пошли в загс.

Но сейчас с Надей творилось что-то невероятное. Она хотела провести с Найком нынешнюю ночь так, будто это ее последняя ночь на земле. А он последний мужчина в ее жизни.

Она потянулась к нему, обвила руками, ладони заскользили вниз по спине, уже влажной и горячей под рубашкой. Она выдернула полы голубой рубашки из его летних льняных брюк, руки пробрались под тонкую ткань и замерли. А потом пальцы медленно побежали вниз по позвоночнику. На талии они остановились, упершись в кожаный ремень.

Найк стоял, закрыв глаза, не двигаясь, его сердце гулко стучало, он не знал, на что еще способна эта хрупкая нежная женщина.

Тонкие пальцы расстегнули ремень, спустились вниз, он почувствовал, как его напряженная плоть дернулась и словно стрела вырвалась на волю.

Он застонал. Нежные пальцы пробежались по всей длине плоти, Найку эти прикосновения казались огненными, но он готов был терпеть такой огонь, не пожирающий, а возбуждающий.

Потом Надя опустилась на колени, и он увидел, как лунный свет накрыл ее разметавшиеся по плечам и лицу волосы. Горячее влажное прикосновение ее губ обожгло еще сильнее, а от медленных толчков ее рта он едва не потерял сознание.

— О… о… Надя…

Луна стыдливо передвинулась, и они оказались в темноте ночи…

Найк опасался, что не выдержит этих ласк, ему хотелось выплеснуть все, что было приготовлено для нее немедленно, но он нежно взял ее за плечи и приник губами к ее рту. Потом поднял на руки и понес к камину, возле которого лежал пушистый ковер. Он опустил худенькое тело на мягкий ворс. Пальцы Найка пробежались по пуговицам сиреневой блузки, потом дернули молнию на брюках. Ее руки взлетели вверх, к его плечам, она собиралась притянуть его к себе поскорее. Но он осторожно отвел их в сторону.

— Я хочу дать тебе такое наслаждение, которого ты никогда не испытывала.

Его губы припали к ее лбу, потом к глазам, щекам, пробежались по шее, они не обошли стороной ее груди, задержавшись на каждой, доводя ее до исступления, потом двинулись к пупку, замерли в ямке ненадолго, но этого хватило, чтобы живот ее задрожал.

— Погоди, не сейчас, потерпи… Будет еще слаще, милая…

Она застонала, и ее ноги слегка раздвинулись, словно она не могла больше вынести охватившего ее томления.

Губы Найка добрались до кудряшек, темных, словно завитки каракульчи. Он прихватил несколько волосков, словно желая распрямить их, от этой забавы Надя засмеялась. Но его губы уже отправились исследовать ее тело дальше, глубже, потому что не хотели оставить нетронутым поцелуями ни одно местечко.

Когда Надя ощутила горячий влажный язык Найка там, где совсем не ожидала, она больше не думала ни о чем, и если бы ее спросили, где она, то без запинки ответила бы: в раю. Неважно, что потом произойдет изгнание из рая, это уже после, не сейчас. Ее ноги раздвинулись, приглашая, и Найк устремился в ее глубины.

Он накрыл ее своим телом, скользнул быстро и глубоко, потом замер, словно выбирая скорость… Но Надя не позволила ему долго размышлять, предлагая свой ритм. Он принял его, посчитав самым лучшим.

Они неслись, словно в сумасшедшей скачке, слившиеся воедино, и не разъединялись, не сбивались с ритма ни разу, до самого конца…

А потом Найк медленно скатился с нее, лег рядом на ковер.

— Ты невероятная, Надя. — Он тяжело дышал.

Она улыбнулась счастливой улыбкой.

— Это ты невероятный, Найк.

— Ты согласна…

— Да, да!

— На что?

— На все!!

— Тогда мы поедем в свадебное путешествие в Италию.

Надя открыла глаза.

— Что?

— Но ведь ты на все согласна?

— Ах да.

И она снова закрыла глаза. Сейчас нет времени думать.

— Надя, можно я тебя о чем-то попрошу? — Найк шептал в самое ухо, было щекотно, и она засмеялась.

— Попроси.

— Спой для меня что-нибудь. Я давно хотел услышать твой голос. Хочу знать о тебе все, Надя. Ты понимаешь?

— А кто сядет за рояль? Ты? — Она взглянула на него. Серо-зеленые глаза засветились, и Надя сразу поняла, что сейчас он предложит что-то невероятное.

— Хорошо. Мы пойдем в музыкальную комнату прямо вот так. — Он окинул взглядом ее, потом себя. — Разве мы не прекрасны?

Она засмеялась и уткнулась носом ему в грудь. Жесткие волоски защекотали ноздри.

— Ты согласна?

— Я же тебе сказала, я согласна на все.

Найк вскочил, подхватил ее на руки и понес. Он зажег свет, поставил Надю перед инструментом на мягкий ковер. Сам он уселся за черный рояль, крутанулся на стуле, и Надя не смогла удержаться от улыбки. Такого музыканта-нудиста она еще не видела. Но как хорош, снова отметила она про себя.