Ночная жизнь моей свекрови
Шрифт:
Я помахала идиоту рукой и направилась к машине. Разумеется, идти на свидание я не собиралась. И что теперь прикажете делать? Еще раз заявиться в клинику Баринова и потребовать провести новое обследование? Яков Сергеевич не похож на дурака, странное поведение богатой вдовы его насторожит. Не думаю, что главврач посчитает пациентку детективом, нет, он подумает о психиатре и попытается побыстрее отделаться от сумасшедшей. Ну и как решить проблему Вайнштейна? А ведь пару часов назад мне казалось, что я распутала клубок: Яков Сергеевич передает объект Алине, а та переправляет его Колоскову, который выманивает у вдовы нехилую сумму. Барыш потом делится между мошенниками. Это распространенный прием. Но оказывается, Алина решила пристроить Владимира под бочок к богатой капризнице, а тот ради жирного куша готов на все, ему без разницы, куда идти, в цирк или в консерваторию, на концерт для
Я вздрогнула. Консерватория! Скрипка! Лампа, ты молодец! Наконец-то услышала то, что пыталось подсказать твое подсознание. Не надо мчаться в медцентр Баринова, следует выйти на обманщиков с другой стороны. Олег Вайнштейн, рассказывая об умирающем Сергее – том самом парне, который бойко управлялся с дыхательной трубкой, сказал: «Юноша выглядел ужасно, бледный, худой, вокруг глаз синяки, под подбородком странное желтовато-черное родимое пятно».
Сейчас я с запозданием сообразила, что мертвенный цвет коже можно придать при помощи тонального крема, нарисовать круги под глазами не проблема. А вот пятно под подбородком – зачем оно? Для создания образа умирающего хватит синей кожи и кругов вокруг глаз. Думаю, отметина настоящая – и это не родинка. Это мозоль, которая возникает у скрипачей. Любое профессиональное занятие оставляет след на теле человека. У теннисистов правая рука развита значительно больше левой, ступни балерины изуродованы пуантами, ноги хоккеистов покрыты шрамами от порезов коньками, а у скрипачей появляется мозоль под подбородком. Если по восемь часов в день усиленно играть этюды, подбородком прижимая к плечу инструмент, то нежная кожа загрубеет. Олег сказал, парню на вид было около двадцати, значит…
Я выхватила мобильный и соединилась с Мавриковой.
– Найти фотографии всех, кто обучается игре на скрипке? – переспросила Рита. – Ну… в принципе это возможно. На каждого студента заведено личное дело, к нему приложен снимок.
– В первую очередь смотри тех, кого отчислили, – попросила я, – за плохое поведение или травму. Руку сломал, психологические проблемы, боязнь сцены. Короче, нарой материально не обеспеченного неудачника. Сомневаюсь, что его зовут Сергей, но все-таки имей это имя в виду.
– Быстро не управлюсь, – предупредила Маргарита, – а вот информацию по Ливановым могу сообщить.
– Выкладывай, – обрадовалась я, – стою в пробке, погибаю от тоски.
– Константин Ливанов художник, – зачастила Риточка, – но картин его никто не видел. В молодости он подавал большие надежды, был любимцем педагогов, которые прочили ему мировую славу. Как водится, гения сгубила лень.
Я вздохнула. Знакомая песня. Со мной в консерватории учились две девочки, будущие пианистки: Оля Мясникова и Света Райкина. Оля считалась звездой нашего курса. Дочь и внучка профессиональных музыкантов, она с трех лет, как Моцарт, играла гаммы и вызывала восторг у преподавателей. Мясниковой прощали все, Ольга могла не ходить на первую пару, ей разрешали не посещать совершенно не нужные студентам, но обязательные в те годы лекции по истории КПСС. Анна Николаевна Федотова, куратор нашего курса, настоящий цербер, придиравшаяся к девочкам за мини-юбки и багровевшая от гнева при виде яркого лака на ногтях, лишь улыбалась, когда ей на глаза попадалась Олечка, чье платье напоминало набедренную повязку. Олю в глаза называли гениальной, за ней табуном бегали студенты расположенных рядом с консерваторией юридического и журналистского факультетов МГУ. Родители Мясниковой постоянно концертировали за рубежом, привозили дочери модную одежду, косметику и не ограничивали ее в средствах. Дома у Ольги стояло не пианино фабрики «Фиговский завод музыкальных инструментов», а настоящий «Бехштейн». Никаких материальных или моральных проблем она не испытывала. Уже на первом курсе Мясникова знала: она будет после получения диплома давать сольные концерты, папа и мама помогут.
У Светы Райкиной жизнь складывалась иначе. Она приехала в Москву из Казахстана и попала в консерваторию как национальный кадр. В советские годы в любом высшем учебном заведении непременно учились ребята из союзных республик, которые становились студентами, сдав вступительные экзамены на хилые троечки. Никаких особенных талантов у Светы не было, педагоги занимались с ней формально, все понимали: Райкина через несколько лет вернется в Казахстан, где будет преподавать в музыкальной школе. Света имела койку в общежитии и выживала на стипендию, мама у нее работала диспетчером на автобазе, об отце девушка умалчивала. Один раз наш курсовой клоун Денис Войтюк, отличавшийся полным отсутствием такта, спросил: «Райкина, с чего ты решила на фортепьяно играть? Мучаешься в Москве,
Спустя десять лет наш курс собрался на юбилейную встречу. Обрюзгший Денис сказал мне: «Казашка-то наша на конкурсах всех легко делает! Мировая звезда! Ни рожи, ни кожи, ни таланта, а по земному шару катается, президенты ей букеты подносят. Может, она была права, когда про железный зад говорила?» – «А где Оля?» – спросила я, оглядывая бывших сокурсников. «Ты не знаешь? – удивился Войтюк. – Она спилась, давно от алкоголизма лечится, выйдет из психушки и снова за бутылку. Не повезло Мясниковой, такая карьера ей светила, но все в пшик ушло».
Константин Ливанов явно был таким же: родился в семье известного живописца, окончил художественный вуз и стал прожигать жизнь. В анамнезе у Костика четыре брака и столько же детей, на которых он не платит алименты. Его супруги отлично понимали, что их благоверный не зарабатывает денег, поэтому первая женушка забрала у Кости квартиру, вторая – дачу, третья – коллекцию картин, которую с любовью собирали старшие Ливановы, а четвертая откусила по мелочи: драгоценности матери и бабушки да золотые монеты деда. Сейчас Костя гол как сокол и женат на Наташе. Пятая госпожа Ливанова – самая обычная женщина, из простой семьи, никаких творческих работников среди ее предков отродясь не наблюдалось, зато она отлично готовит и пригрела Костю в своей уютной трешке. Познакомились они в фирме «Портрет», Ливанов после крушения очередного брака явился туда трудоустраиваться, а Наташа, тридцатипятилетняя женщина, на тот момент ни разу не была замужем. Костя стал первым, кто повел старую деву в загс, и благодарная Наташенька окружила своего принца заботой и вниманием. Константин сидит дома, он якобы работает над картиной, жена вынуждена бегать на службу. Быть супругой гения непросто, талантливые люди капризны, но Ливанова готова простить Косте все, кроме измены. Художник не пропускает ни одной юбки, однако ему удается морочить Наташе голову. Удивительное дело, она пока верит мужу.
Константин сильно рискует, если Наташа поймет, что он ей не верен, она выставит сластолюбца за дверь. Ливанов не прописан у пятой супруги, он до сих пор числится на родительской жилплощади, которую занимает его первая жена.
– Ты гений! – похвалила я Риту. – Не только официальные данные нарыла, но и слухи собрала.
Маврикова весело ответила:
– Сплетни – вот лучшие друзья девушек. Тебе просто повезло. Одна моя хорошая знакомая работает в Союзе художников, она про Ливанова рассказала.
– Ну да, мне повезло, – согласилась я, – в том, что ты моя подруга!
– Не хвали, а то загоржусь, – смутилась Маргарита.
Я проехала метров триста в потоке машин. Мобильный снова ожил.
– Приветик, – сказал Вадим, – Макс приказал тебе доложить.
– Слушаю, – сухо ответила я Ковальскому.
Эксперт с недавних пор меня недолюбливает, а чувства обычно бывают взаимными. Если вы кому-то не нравитесь, то и этот человек вам будет не по душе.
– Труп без головы и рук, ошибочно идентифицированный как Лора Фейн, болел идиопатической спленомегалией, – сказал собеседник.
– Труп не может болеть, – не замедлила я ущипнуть Ковальского, – он мертвый.
Вадим сделал вид, что не слышал язвительного замечания.
– Поскольку Лоре Фейн такого диагноза не ставили, значит, тело не ее!
– Что это за спленомегалия? – спросила я. – Она опасна?
– Болезнь Гоше, – снисходительно пояснил Вадим, – названа по имени француза, который первым описал ее в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.
– Давно, – вздохнула я.
– Но до недавнего времени детская и ювенильная ее формы в девяноста случаях заканчивались летальным исходом, – процедил Ковальский, – из-за накопления цереброзидов в головном мозгу. У взрослых отмечается спленомегалия, геморрагический диатез, сильное изменение костей.