Ночная жизнь моей свекрови
Шрифт:
– У мамы нет шрамов.
– Верно, – прошептал их отец, – можно мне воды?
Я взяла из холодильника бутылку и поставила перед ним.
– Пожалуйста, теплую, – попросил Анатолий, – и стакан.
Ваня дернул шеей, Саша покосился на старшего брата.
– Пап, маму убили!
– Знаю, – чуть слышно отозвался отец, – но, если я сейчас заболею, свалюсь, кто за вами присмотрит?
– Сами справимся, – огрызнулся Саша.
Макс постучал карандашом по столу:
– У Ларисы нет шрамов. Верно?
– Э… э… э… – заблеял Толя, – э… э…
– Да! – решительно
– Может, вспомните хоть какие-то приметы? – повернулась я к подростку.
– На ухе у нее есть родинка, маленькая, почти незаметная, – пробормотал Саша.
– Про голову не надо, – опрометчиво сказала я, – нас интересует лишь то, что ниже шеи.
Саша содрогнулся, Ваня обнял брата.
– А что у нее с лицом? Нам маму покажут?
Я попыталась вывернуться из щекотливой ситуации.
– Ваш папа уже опознал ее.
– Он мог ошибиться! – с надеждой воскликнул Иван.
Макс взял телефон:
– Вадим, у Ерофеевой нет особых примет. Ясно! Хорошо, спрошу. Лариса ломала ногу? Правую?
– Не припомню, – прошелестел Толя.
– При нас она не падала, – произнес Ваня.
– Лора Фейн! – пробормотала я. – Сломала лодыжку примерно четыре года назад. Надо проверить, Ливанова рассказывала, что к художнице никто тогда в больницу не пришел. Из-за вредного характера с ней не общались!
– Покажите маму, – закричал Ваня.
– Немедленно, – подхватил Саша, который, похоже, считал брата за главного.
– Тише, парни, – велел Макс, – ситуация непростая. На обнаруженном теле в платье Ларисы есть след, травма лодыжки.
– У мамы ноги не болели, – хором заявили подростки.
Иван неожиданно вскочил и накинулся на отца:
– Ты перепутал! Мама жива! Как ты мог!
– А ну сядь! – распорядилась я. – Не трогай отца! Видишь, он не в себе. Тело обнаружено без головы и рук! Как он мог точно жену опознать?
Ваня плюхнулся в кресло, а Саша схватился за горло:
– Меня сейчас стошнит.
– Туалет в конце коридора, – услужливо подсказала я.
Паренек кинулся из кабинета.
– Платье мамино и сумка, – с трудом выдавил Ваня, – зачем другую тетку в него переодели?
– Преступник хотел, чтобы Ерофееву опознали, похоронили и не искали, – приоткрыл завесу Макс, – он так уже поступал раньше. Тело упокоят, а настоящая Лариса будет в полном распоряжении преступника, ее не станут искать.
– Мама у сексуального маньяка? – пришел в ужас Ваня. – Я такое в кино видел! Жертв всегда мучают! Папа! Не сиди! Надо бежать!
– Куда? – апатично спросил Анатолий. – Налейте мне чаю. Два кусочка сахара, ломтик лимона. Дайте бутерброд с сыром. Я не обедал. Переживал из-за жены. Аппетита лишился. Думаете, Ларочка жива?
– Вероятно, – кивнул Макс, – есть такой шанс.
– Слава богу! – повеселел Анатолий. – Вот теперь и поесть можно, иначе уровень сахара в крови уменьшится. Сыр, пожалуйста, пошехонский, я другой не употребляю.
Я растерялась. Ваня сжал кулаки, а Макс взял телефон. Через мгновение в кабинете появилась уборщица.
– Галочка, не сочти за труд, – попросил Макс, – отведи Анатолия в наше
– Слушаюсь, – бойко отбарабанила Галина.
Когда отец покинул комнату, я бесцеремонно поинтересовалась у сына:
– Папа всегда такой? Или он от стресса голову потерял?
Ваня скрестил руки на груди:
– Его мама разбаловала. Она считает отца гением. Папа историк, сидит в НИИ, изучает Тацита [13] . Даже на сигареты не зарабатывает. Мама с утра до ночи пашет, английский преподает, после семинаров по частным ученикам бегает. Вернется – и к отцу, давай его облизывать: «Толенька, почему ты не пообедал? Ты же домой в пять пришел, а сейчас десять». А он в ответ: «Забыл!» Или еще чище: «Не нашел кастрюлю». Или: «Еда холодная, как ее подогреть?»
13
Тацит – римский историк, даты жизни точно не известны, примерно около 58—117 гг.
Я с детства усек: хочешь жрать – бери сам и Сашке дай, от отца толку ноль. Ничего не умеет делать, гвоздя сам не вобьет. Вот рассуждать на философские темы он мастер.
Бледные щеки Вани наливались румянцем.
– Мама за отцом как за младенцем смотрит, нам приказано его обслуживать. Чай ему подавать, кофе, следить, чтобы на улицу без пальто не вышел. Прикольно! Он наизусть может диалоги Сократа шпарить, а пельмени не сварит. Мама постоянно твердит: «Гению простительна неприспособленность к бытовым мелочам. Семья обязана помогать великому человеку».
– Лариса любит Анатолия, – сделал вывод Макс, – а ты, похоже, зол на отца.
– Он меня бесит, – признался Ваня, – лентяй! Ему бы жить в Древнем Риме, в нашем мире хуже. У папы одна отговорка: мне это неинтересно. Бабушка перед смертью его к себе позвала и потребовала: «Толя, пообещай, что хоть чуть-чуть начнешь помогать Ларе, устроишься на работу, где будут нормально платить. Тогда моя дочь избавится от части учеников, сможет отдыхать». Папа аж застонал: «Ольга Иосифовна, где мне новую службу искать? Я ведь не мальчик!» Это у него фенька такая – постоянно говорит, что он старик, думает, пожилого человека ничего делать не заставят, но нашу бабушку не собьешь, она к разговору приготовилась. «Держи адрес. Я договорилась с хозяином фирмы, ты владеешь тремя языками, там требуется переводчик. Оклад достойный, Лара сможет забыть про репетиторство».
Думаете, он из вежливости ей «спасибо» сказал? Записку взял? Фигушки, скорчился и заныл: «Нет, мне там неинтересно будет. Люди морально давят, мне самому ничего не надо, не хочу быть переводчиком, Тацита изучать буду, он современнее многих, пир для моей души! Как-нибудь проживем. Умирайте, Ольга Иосифовна, спокойно, я от Ларочки никогда не уйду! Навсегда с ней останусь!»
Ваня захлебнулся от возмущения, с шумом выдохнул и саркастически добавил:
– Думаю, бабуле было бы приятнее услышать: «Брошу я вашу дочь на фиг. Другой дуре на шею сяду».