Ночной цирк
Шрифт:
Военная хитрость
— Она слишком хороша, чтобы выступать в толпе, — заявляет Чандреш. — Ей просто необходим собственный шатер. Например, мы можем поставить ряды кресел по кругу, чтобы зрители находились в центре событий.
— Да, сэр, — говорит Марко, ощупывая страницы блокнота, всего минуту назад голубем летавшего в воздухе.
— Да что с тобой такое? — удивляется Чандреш, замечая, что он бледен как полотно.
Они остались
— Со мной все в порядке, сэр, — успокаивает его Марко.
— У тебя больной вид, — говорит Чандреш, дымя сигарой. — Отправляйся-ка домой.
Марко бросает на него недоуменный взгляд и пытается возразить:
— Но, сэр, мне еще нужно подготовить бумаги.
— Сделаешь это завтра, время есть. Тетушка Падва и я собираемся пригласить мисс Боуэн к нам на чашку чая, так что условиями нашего договора и подписанием мы займемся позже. А ты пока отдохни, пропусти стаканчик или придумай, как еще взбодриться.
Чандреш делает взмах рукой, отпуская его. В воздухе повисает легкое облако сигарного дыма.
— Если вы настаиваете, сэр.
— Конечно, настаиваю! И избавься от этой толпы за дверью. Нет нужды тратить время на их фраки и цилиндры, раз у нас уже есть кое-что поинтереснее. К тому же она прехорошенькая, насколько я могу судить. Для некоторых это имеет значение.
— Несомненно, сэр, — соглашается Марко, и его бледность уступает место внезапно вспыхнувшему румянцу. — В таком случае до завтра.
Кивнув на прощание, он разворачивается и уходит в сторону двери, ведущей в фойе.
— Не знал, что тебя так легко смутить, — кричит Чандреш ему вслед, но Марко не оборачивается.
Марко распускает фокусников, вежливо поблагодарив за потраченное время и объяснив, что вакансия, на которую они претендовали, уже занята. Никто из них не замечает ни его дрожащих рук, ни пальцев, стиснувших перо так, что костяшки побелели. Не замечают они и струйки чернил, стекающей по его ладони, когда перо ломается надвое.
После их ухода Марко собирает вещи и вытирает испачканную чернилами руку о черное пальто. Надвинув на глаза котелок, он покидает театр.
С каждым шагом выражение озабоченности на его лице усиливается. Многочисленные прохожие расступаются перед ним, когда он идет по тротуару.
Войдя в квартиру, Марко роняет портфель на пол и с тяжелым вздохом прислоняется спиной к двери.
— Что случилось? — спрашивает Изобель, сидящая в кресле возле потухшего камина.
Она поспешно прячет в карман плетение, над которым трудилась до его прихода, с раздражением осознавая, что все придется переплетать заново, поскольку ее отвлекли. Для нее по-прежнему самое сложное — сосредоточиться.
Отложив плетение до лучших времен, она следит, как Марко проходит через комнату и останавливается возле книжного шкафа.
— Я
Часть он сваливает грудой на столах, другие ставит небрежными стопками на полу. Оставшиеся на полках книги заваливаются набок, а несколько томов даже падают, но Марко не обращает на это никакого внимания.
— Это та японка, которая так тебя заинтересовала? — спрашивает Изобель, наблюдая, как безупречный порядок Марко сменяется полнейшим хаосом.
В его квартире у каждой вещи свое место, и устроенный им переполох вызывает у нее беспокойство.
— Нет, — отвечает Марко, перелистывая страницы. — Это дочь Просперо.
Изобель поднимает фиалку в горшке, сбитую книгами при падении, и ставит обратно на полку.
— Просперо? — переспрашивает она. — Волшебник, которого ты видел в Париже?
Марко кивает.
— Не знала, что у него есть дочь, — замечает она.
— Для меня это тоже оказалось новостью, — бормочет Марко, откладывая одну книгу и раскрывая другую. — Чандреш только что нанял ее для цирка. Иллюзионисткой.
— Вот как?
Марко оставляет ее восклицание без ответа, и Изобель продолжает:
— Стало быть, она будет делать то же, что и ее отец: выдавать истинное волшебство за фокусы и трюки. Она делала что-то подобное на просмотре?
— Делала, — отвечает Марко, не поднимая головы от книги.
— Видимо, у нее хорошо получилось.
— Слишком хорошо, — говорит Марко, вытаскивая книги с очередной полки и раскладывая их по столу.
Фиалка вновь становится невинной жертвой его торопливых движений.
— Возможно, это будет куда сложнее, чем я думал, — бубнит он себе под нос.
Стопка блокнотов валится со стола на пол, и шорох страниц напоминает шелест крыльев.
Изобель вновь поднимает цветок и ставит его возле другой стены:
— Она знает, кто ты?
— Не думаю, — отвечает Марко.
— Значит ли это, что цирк — часть испытания? — не унимается Изобель.
Марко на мгновение перестает листать страницы и поднимает на нее глаза.
— Наверняка, — говорит он и снова утыкается в книгу. — Видимо, для этого меня отправили работать на Чандреша. Чтобы я изначально был в деле. Цирк — арена для нашего состязания.
— Это хорошо? — спрашивает Изобель, но Марко, сосредоточенный на своих записях, не отвечает.
Левой рукой он теребит правую манжету. По ней растеклось чернильное пятно.
— Она изменила ткань, — бормочет он себе под нос. — Как она смогла изменить ткань?
Изобель перекладывает просмотренную им стопку книг на стол, где лежит ее марсельская колода. Она бросает взгляд на Марко, но он с головой ушел в чтение. Изобель молча начинает раскладывать карты на столе.
Глядя на Марко, она вытягивает одну из них и, перевернув лицом вверх, опускает глаза, чтобы посмотреть, что скажут карты.