Ночной дозор
Шрифт:
— Это ты верно заметил Я тоже не люблю рисоваться. в этом мы с тобой похожи Побеждает и выживает скромнейший. Ты как хочешь, а я выпью, — Петров налил себе в широкий бокал немного коньяку.
— Надеюсь, не азербайджанский? — сдержанно рассмеялся Толик.
— Нет, греческий, с острова Крит. Бывал там хоть раз?
— Нет и не тянет. Я как-то больше на даче люблю отдыхать.
— На чьей?
— На своей собственной, с женой, с детьми и друзьями.
Вновь Петров сделался грустным. До сих пор он толком не знал, есть у Толика жена или нет, не знал, где тот живет, хотя и стремился это узнать. Люди
Короедов с Петровым к этому привыкли. Без Толика половина их дел давным-давно завалилась бы, накрылась бы, как любил иногда говорить Короедов, шайтаньим хвостом. Толик был незаменим.
Знали они друг друга уже лет пять, и своей связью дорожили, старались не подводить и договоренности не нарушать. Поэтому Петров даже вздохнул с облегчением, когда понял, что Толика убирать в этот раз не придется, хотя в мыслях уже поставил на нем крест, большой и жирный.
— Ты сейчас куда?
— Есть дела. Может быть, домой.
— А если честно?
— Ну кто же это спрашивает и кто же на это отвечает?
Я же не требую честности от вас с Короедовым. Честность нужна лишь в финансовых расчетах. Кстати, деньги перечислите на мой счет.
— Остаток, что ли?
— Да, остаток, — сказал Толик. — Наличных мне хватит надолго, я же на Крит не собираюсь.
— Это хорошо. Не исчезай далеко, в любой момент можешь понадобиться.
— Я всегда в зоне действия пейджера и самое большое часа через два появлюсь.
— Тогда хорошо.
— Короедову скажите, чтобы не волновался, я жив-здоров и даже поменял машину.
— Что, «Нисан» купил?
— Вы и это знаете.
— Так она же под окном стоит.
— Я специально поставил, чтобы вы видели, как я из нее выхожу.
На этом разговор был закончен. Охранник проводил Толика до самого выхода из подъезда, сам открыл ему дверь. Охранник был здоровенный двухметровый детина, почти на голову выше Толика. Но если бы пришлось драться, то еще неизвестно, кто бы взял верх. Толик обладал силой невероятной, хотя таким и не выглядел.
Сбивала с толку его улыбка, белозубая и искрящаяся, словно у космонавта, и веселые глаза. Но Петров знал, что Толик безжалостен и хладнокровен, а самое главное, расчетлив и опрометчивых действий не совершает, всегда действует по заранее подготовленному и хорошо отработанному плану. А если импровизирует, то талантливо и лишь потому, что другого выхода на данный момент нет.
Толик, держа руки в карманах брюк, вышел из арки, открыл машину, забрался в нее и взглянул на окна огромной квартиры Петрова. Тот стоял у окна, лысина поблескивала, как бильярдный шар на сукне.
— Ну и уроды. — буркнул Толик, — что бы они без
«Джип» заревел мощным двигателем и уже секунд через пять исчез из поля зрения Петрова. Тот позвонил Короедову и сказал:
— Ну вот и все.
— Я уже слышал.
— Вот видишь! А ты волновался.
— Можно подумать, ты не волновался! Дело, так сказать, семейное, а все, что касается семьи, всегда причиняет боль, — со сдержанным холодком в голосе произнес Короедов.
И Петрову показалось, что он даже увидел, как поблескивают стекла очков на бледном лице его циника-компаньона.
Бармен небольшого уличного кафе с громким названием «Аврора» за два последних дня уже устал давать показания. Он выучил их наизусть. Разбуди его ночью, он бы выпалил все, что знал, причем, голосом бесстрастным, вкрапляя чисто милицейские термины, которых нахватался от следователей и криминалистов. Он давал показания и сотрудникам генпрокуратуры, прибывшим из Москвы, и сотрудникам ФСБ, и местным сыщикам, и даже лично полковнику Барышеву.
Его допрашивали и допрашивали, словно на десятом или двенадцатом допросе он мог рассказать что-то очень существенное. Но в конце концов сотрудники правоохранительных органов поняли, что ничего нового он не вспомнит. На всякий случай ему оставили телефон, по которому он должен звонить, если в памяти вдруг всплывет какая-нибудь деталь убийства.
Однако в голове Георгия Игнатовича Софроновского, или попросту Жорки, ничего не всплывало, да и всплыть не могло. Жорка прекрасно понимал, не дай бог всплывет что-нибудь, снова затаскают по допросам, а неровен час и бандиты наедут.
Время для работы было самое что ни на есть прибыльное, клиент повалил как никогда, словно здесь было не кровью намазано, а медом. Любопытные слетались со всего города, фотографировались на фоне крыльца, на фоне сотрудников правоохранительных органов, интересовались у Жорки, где именно лежали трупы, фотографировали даже простреленный зонтик, который стал достопримечательностью довольно затрапезного кафе.
Выручка пошла как никогда, и Жорка мечтал лишь об одном: только бы опять не притащился какой-нибудь мужчина в сером пиджаке и светлой куртке с небольшим удостоверением, поблескивающим тисненым двуглавым орлом. И тогда придется ставить на стойку пластиковую карточку с коротким английским словом «Closed».
Но, слава богу, его оставили в покое. От посетителей отбоя не было. С настороженностью Жорка поглядывал лишь на тех, кого в газетах и милицейских протоколах называли лицами кавказской национальности. Этих он побаивался.
Во-первых, такие в ФСБ не служат, в генпрокуратуре не работают. А во-вторых, по всему городу пошли слухи, что Малютина убрали именно азербы, что у них с представителем президента в северной столице имелись свои счеты, что они много раз ему угрожали, пугали по телефону, взорвали его служебную машину и в конце концов, не сломив Малютина, застрелили его. Их тоже могло заинтересовать, не вспомнил ли чего-нибудь Жорка, и они вполне могли расправиться с ним, пока он чего-нибудь не вспомнил. Меньше свидетелей — меньше проблем. Это Жорка знал прекрасно.