Ночной экспресс
Шрифт:
– Порежь яблочки… и стаканчики бы…- Сказала она отстраняясь.
Я быстро исполнил ее пожелание. Она почти не пила, больше для виду прикладывалась к стакану, оставляя не его краях сиреневые разводы от помады. Мадера была хорошая, настоящая. Девятнадцать градусов очень скоро почувствовалось. В голове моей слегка поплыло
– Ах! Нюсик! Уже пора!- Она не выключая свет, пристально глядя на меня и любуясь производимым эффектом начала неторопливо снимать черные колготки. Испод розового подола черными волнами спустился нежный капрон, обнажая загорелые стройные ножки.
Она улыбалась, довольная произведенным эффектом.
– Нюсику нравится?- сказала она томно.
Я вздохнул тяжело и ничего не ответил, только преданно по-собачьи взглянул в ее глаза, полностью доверяясь ей… и ее воле. Она поднялась, оперлась на одну ногу и медленно задрала подол повыше к груди. Согнутая в колени нога, описала круг туда и обратно. И опять туда и обратно. Черный треугольник между ног хищно и вожделенно казалось, подмигивал, скрывая в глубине неведомый лаз.
О! Господи! Я испытал непередаваемое чувство. Узкая талия, втянутый живот с вдавленным пупком, темная щеточка волос совершенно мучительная в своем притяжении. Все это заставляло учащенно биться сердце.
– Взрослые девочки любят маленьких мальчиков. – Сказала она, любуясь на мое растеряно-глупое лицо…. У тебя была девочка…по-настоящему?
– Нет.- Сказал я и густо покраснел, как будто сознался в чем-то неприличном и постыдном.
– Недотрога Нюсик! А лет нам сколько?
– Почти шестнадцать.
– Почти шестнадцать… это много… пора становиться мужчиной.
Ее слова не возымели на меня действия. Я сложил руки на колени как старичок, замер, только расширенные зрачки глаз выдавали мое состояние крайнего возбуждения и волнения.
– Кинопередвижка в колхозе «Прощай Родина»,- пошутила она….- а пьяный механик совсем заснул. Ау!
– Не заснул, - сглотнул я непрошенную слюну. – Совсем не заснул,- повторил я, торопливо глотая окончания фразы.
Она приблизилась почти вплотную, не опуская платья. Терпкие островатые запахи женского тела достигли моего носа. Вот она рядом… только протяни руку, коснись пушистых черных волосков. Пусть они утонут в твоих пальцах. Оказывается все так ПРОСТО!!! Все что раньше казалось несбыточным и запретным. Все что скрывалось за семью замками…вот ОНО!!!...!!! Голова кружилась или от мадеры, или от моей развязной незнакомки, или от горячечных запахов, что исходили у нее от нижней половины тела, или от всего вместе взятого!!!
В этот момент моего наивысшего напряжения в купе постучались. Это был как гром среди ясного неба. Я в ступоре обездвижил, а она быстро опустила платье, вытянула губы трубочкой, приложив к ним пальчик, и показала взглядом мне на дверь. Я, глупо моргая, согласно кивнул ей в ответ, и открыл небольшую щель. Но тот, кто стоял с обратной стороны, не удовлетворился этим и довольно бесцеремонно распахнул
– Не понял! Ты чего здесь делаешь?- Обратился он к моей незнакомке.
– Мавр пришел! Посмотрите на него. Проспался! – Ядовито бросила в ответ девушка.
– Так! С этим щенком потом утром потолкую, а ты сейчас же брысь на место.- Он страшно заводил глазами и добавил.
– Миго-ом я сказал.
Девушка сделала оскорблено брюзгливое выражение лица, но, тем не менее, послушно вышла, незаметно подталкивая носком ноги колготки с трусиками в сторону. В коридоре Мавр, как она его назвала, продолжал ее костерить, но вполголоса. Она вяло огрызалась. Наконец их дверь захлопнулась и там наступила тишина, прерываемая редкими глухими стуками и сдавленными стонами.
Я вышел ночью в Омске. Вокзал встретил меня холодным неприятным дождем. Зонта у меня не было. Желтые фонари выхватывали из темноты мокрые блестящие станционные постройки. Пахло вокзалом, сырым асфальтом и шпальной пропиткой. В руках я помимо чемодана держал небольшой плотный пакет из газеты. Подошел с ним к урне, хотел выкинуть, но передумал и торопливо засунул его во внутренний карман куртки. «Если найдет мама? Что она подумает? Ладно, спрячу где-нибудь в доме. Но зачем мне все это? Путь полежит. … Может все и к лучшему. Все, что не делается, делается к лучшему. Интересно все же, как ее звали. Буква «В», Вика? Вера? Валентина? .... а может Василиса несостоявшаяся принцесса Василиса-прекрасная. Я ехал в ночном такси, смотрел на родной ночной город, а мысли возвращались к небольшому пакетику, что лежал у меня на груди.
Всего год назад мы с Сашкой Малтыгиным старательно вырезали из журналов красоток. Журналы были зарубежные, что привезла ему сестра из Австралии. Она была балерина Новосибирского театра оперы и балета, и на ее день рождения приезжал олимпийский чемпион Александр Тихонов. Сашка был не простой парень. Я втайне гордился им.
Мы заперлись в комнате и кромсали беспощадно эти журналы втайне от взрослых. Девушки были в купальниках, но некоторые хороши и в очень откровенных позах. Ну, так нам тогда казалось. Железный занавес тогда был строгий! Что получше Сашка забирал себе, а те, которые не очень, милостиво отдавал мне. Я страшно завидовал ему. Мне было пятнадцать. У Сашки было сразу три порока сердца, и белый военный билет, который на самом деле был не белый. Он умер через три года в восемнадцать в такую же ветреную осень. Неотложка даже не успела приехать. Я учился на втором курсе института. На похоронах местное хулиганье перебрало так, что запели песни. А мне хотелось плакать.
Спустя годы я женился, а жена лет через семь нашла этот пакетик. Молча, положила на стол передо мной. Я как мог, объяснил. Не знаю, поверила ли она мне,… наверно поверила, спасла старая советская газета тех лет. Но выкинуть все, же пришлось. Мы любили ту страну,… когда не было, казалось ничего и даже девочек в купальниках надо вырезать тайком… наверно мы просто были молоды.