Ночной гость
Шрифт:
Звук сухого смешка заставил его повернуться. Дальше по коридору, в свете еще одного окна, стоял его отец. – Нет ничего хуже, чем видеть свою жену с другим мужчиной, не так ли, мальчик? Ничего хуже, чем вечно гадать, действительно ли наследник твой. Думает ли она о ком-то другом, когда ты взбираешься на нее. – Герцог выпрямился и зашагал к Джулиану. – Ты не можешь развестись с ней. Не можешь жениться вновь. Ты день за днем вглядываешься в своих сыновей, пытаясь увидеть в них себя, хотя бы малейшую черточку.
– Иззи никогда… – Смысл отцовских слов дошел до него. – Ты сомневаешься, что
– Ты? Нет, не сомневаюсь. Вылитый дьявол. Ты не мог бы больше походить на старого герцога, даже если бы был вырезан из его ребра. Tы-то мой, правда, проку мне от этого никакого.
Пульс Джулиана сбился с ритма. Мэнни. С его непринужденной улыбкой и шапкой песочных волос. С бычьими плечами, но без отцовского роста.
Мэнни походил на их мать, тут никакой тайны. Но образ материнских темных волос и хрупкой фигуры опровергал это убеждение. Он никогда не думал… не было причин думать…
Джулиан стряхнул подозрение, угрюмо взглянув на отца:
– Для тебя нет ничего святого и чистого, да? Моя мать не могла быть с другим мужчиной, так же как и Иззи. Но ты ни в ком не признаешь добродетели.
Отец устремил на него странный взгляд.
– Увидишь, когда она преподнесет тебе не твоего ребенка с улыбкой на лице, от которой стынет кровь. Такой любящей, такой лживой улыбкой, от которой ты умираешь внутри всякий раз, когда видишь ее. Всякий раз, когда видишь мальчишку.
– Думаешь, я поверю, что ты не считал Мэнни своим сыном? Это совершенно немыслимо. Он был предан тебе и Дарингему. Он был всем, чем не был я.
Челюсть отца затвердела, взгляд потемнел от ярости.
– Всем, чем ты не был? Это было бы не трудно. В тебе никогда не было того, что я ценил. Ты никогда не любил землю, не любил свое имя. У тебя было все это… – он раскрыл руки, как бы охватывая весь Дарингем, – а ты променял это на развлечения со своими лошадьми и служанками!
– Я был ничто для тебя! С какой стати я должен был угождать человеку, которому угодить невозможно? Зачем мне надо было быть Мэнни, если у тебя уже был Мэнни? В нем было все, чего ты хотел! – Джулиан потер ладонью лицо. – Забавно, что я даже не мог ненавидеть его за это. Он был слишком хорошим. Он был лучше, чем мы оба, вместе взятые.
– Он был ничтожеством! – Лицо герцога перекосилось от ярости. – В этом… этой твари не было ничего моего!
– Он был лучше, чем ты имел право ожидать. Но, пожалуй, ты прав. Он был слишком хорошим, чтобы иметь хоть каплю твоей крови в жилах.
Герцог побагровел.
– Моя кровь никогда бы не сделала того, что сделал он! Моя кровь никогда бы не завела себе любовника!
Джулиан дернулся как от удара. Он открыл рот, чтобы сказать, что такое невозможно.
– Они нашли его, – прошипел отец. – Когда старого герцога, моего отца, сбросила лошадь, и думали, что он не выживет, я послал за Мандельфредом. Сам декан [2] пошел к нему в комнату, чтобы привести его, и нашел его с… с любовником!
[2]Духовный сан ниже епископа
Слова звенели в мозгу Джулиана, он был ошеломлен. Мэнни? Конечно, о таких вещах слышишь, но чтобы родной брат…
– Это было незадолго до его смерти. – Печальный инцидент, молодой человек, несомненно, раздавлен отцовским неодобрением… – Он, должно быть, сломался. – Невероятная мысль начала проступать в мозгу Джулиана. – Чем ты усугубил дело? Ты поносил его? Ну разумеется. Ты заставил его так стыдиться, что он почувствовал, что должен… – Джулиан схватил отца за лацканы и притянул к себе. – Что ты сделал?
– Я не мог этого терпеть, – ответил отец. – Даже он это понимал, хоть и был грязным извращенцем. Он позаботился об этом. Это было единственным приемлемым решением. Извращенец не может быть герцогом Дарингемом.
Джулиан не мог дышать. Воздух застрял где-то в горле, отказываясь наполнять легкие. События прошлого замелькали в его сознании. Обрывки чего-то услышанного, чего-то увиденного закружились в осколочном калейдоскопе памяти.
Его мозг боролся с этим, восставал против того, что сердце уже знало. Джулиан отшвырнул отца прочь, хотя сознание силилось убежать от правды. Он судорожно скорчился и прижался лбом к прохладному дереву панелей. Голова его отчаянно перекатывалась из стороны в сторону, отказываясь слушать отцовский голос, рассказывающий правду в извращенных, горьких подробностях. Ох, Мэнни!
– Я заставил его взять винтовку. Пистолет вызвал бы подозрения. Самоубийство в семье было бы почти так же ужасно, как и извращение.
Отец схватил Джулиана, повернул к себе и зашипел в лицо:
– Вот что, по моему убеждению, означает быть герцогом Дарингемом. Пожертвовать даже своим наследником, если необходимо.
Джулиан вырвался из отцовской хватки. Его била дрожь. Тошнота и ярость бурлили в нем; к ним примешивались чувства скорби и потери.
Уход Мэнни глубоко ранил его, но предательство отца опалило душу. И все это ради того, чтобы не запятнать свой драгоценный титул позором и скандалом.
Джулиан представил себя на месте Мэнни. Мэнни никогда не бунтовал так, как Джулиан. Он хотел быть маркизом, а со временем и герцогом. Он любил эту землю и людей, любил славную историю семьи, родовое имя.
Джулиан, как сейчас, слышал его воодушевленный голос: «Послушай, Эппи, послушай это. В 1665 году имение Дарингем…» Мэнни наполнял свой ум и сердце Дарингемом, он никогда не желал ничего другого. Потеря этого для него на самом деле была концом всего.
Джулиан поднял ожесточившийся взгляд на герцога:
– Убийца.
Ото льда в голосе Джулиана холод пробрал Иззи до костей, и она отступила к дверям в коридор, где стояла, собираясь пойти к себе.
Глаза Джулиана потемнели. Таким Иззи его никогда не видела.
Она поежилась и отступила еще дальше в тень, прижав ладонь к сердцу.
И следа не осталось от того ребячливого шутника, который называл ее ласкательными именами и перебрасывался безобидными подначками с Эриком. Она больше не видела страстного мужчину из той далекой ночи, как не видела привидения. На месте того Джулиана был мрачный, опасный человек, охваченный яростью. Герцог попятился.