Ночной карнавал

Крюкова Елена Николаевна

О, солнечный день! И лето! То жара, то дожди. Они налетают с Севера, эти черные и синие тучи. Сталкиваются бычьими лбами. На Пари обрушиваются мешки с каменным громом, в крыши, окна и двери, в зазевавшихся прохожих бьют синие молнии, вызывая пожары, калеча, убивая насмерть. Мадлен любит грозу и молнии. Как ей весело тогда! Она сама хочет молнией стать. Из черных туч ударять в трусливую, приличную, уютную землю. Земельку. Она, небесная богиня…

— Девушка, вы красивы, как богиня!.. Разрешите вас проводить?..

Солнце бьет ей в глаза. Она щурится. Не видит задающего вопрос из-за прижмуренных густых ресниц.

— Пожалуй… если вы будете себя хорошо вести.

Она

заслоняется от Солнца белым атласным зонтиком и со смехом смотрит на вставшего перед ней во фрунт, как перед генералом, мужчину. Да, это крупная рыба. Осетр. Или даже тунец. Перламутровый брелок свисает на груди; ежик стильно подстриженных волос; на лице — печать довольства, сытости и защищенности: той, что дают не просто и не только деньги, а наследуемое многие века, незыблемое положение в обществе. Людское море, копошащийся муравейник, человечий океан. Он выплыл на нее. Тем лучше. Хоть она и вассалка мадам, в ее златокудрой головенке прочно засела заноза свободы. Что за кровь течет в ней? И куда ее тянут незримые крылья за плечами? Она устала ложиться под мужиков, хоть бы и под богатых. Она приносит мадам Лу деньги, о которых скромная бандерша и не мечтала. Уже куплен новый Веселый Дом на набережной, рядом со старым, и завтра новоселье. Уже заказана мебель от Дюфи. Уже пошиты бальные и карнавальные платья всем проституткам, служащим у мадам пожизненно — до первой морщины на лице. Лучше одна морщина на лице, чем две морщины на чулке. Уже привезены корзины с ананасами и виноградом с низовий Роны, гароннские персики, марсельские омары. Щедрая Эроп! Сколько в тебе даров! И все это можно купить за деньги. И все эти деньги для мадам заработала она, Мадлен. Ух! Завтра и повеселимся! А когда пробьет час свободы, повеселится она одна. Над ними над всеми посмеется.

— Пойдемте вместе… в ногу, — улыбнулась Мадлен. — Вы служили в армии?.. Вы умеете ходить в ногу?.. Шагом марш?..

Аристократ рассмеялся. Приятный баритон, низкий голос. Такие голоса бывают у певцов. У нее были среди клиентов певцы. Один по ночам вскакивал с ложа, задирал голову к потолку и заливался. Извлекал из глотки рулады и трели. Она хохотала как безумная. Потом он бросал в нее виноградом, и она должна была ловить каждую ягодку ртом.

— Служил, милая девушка. Ничего хорошего там нет. Скука одна. И муштра. А то, бывает, солдаты вешаются с тоски. Не выдерживают. А мы, офицеры, вынуждены ковыряться потом в этом дерьме — что да к чему. Хотите кофе?.. Здесь есть приятная терраска на Плас Коко. Не откажетесь от чашечки?..

Голос приятен, манеры благородны. И все они ведут к одному. Мадлен прикрыла рот рукой в белой лайковой перчатке и обреченно зевнула. До чего надоело. Надо сменить пластинку. А пластинку-то поставила не она. И игла шипит, и диск крутится, и хриплая музыка все терзает и терзает слух.

Они уселись на террасе под тентами за крохотным круглым столиком. Солнце играло на начищенных башмаках мужчины, искрило в поддельных алмазных сережках Мадлен. Она выглядели красивой парой. На них засматривались. Перешептывались у них за спинами. Пари — город сплетен. Девушки, как сороки на хвосте, приносили одну сплетню за другой, обсуждали, хохотали. Она никогда не принимала участия в болтовне, сплетающей косы из людских судеб. Ей было довольно собственной судьбы.

— Два кофе, гарсон, прошу!.. и два мороженых…

Мадлен, изящно отставив пальчик, поднесла ко рту чашку с крепким и густым бразильским кофе. Над чашкой поднимался пар, он окутал губы и зубы Мадлен, будто бы она дышала в варежку на морозе.

— Вы отгибаете пальчик,

держа чашечку, как купчиха из страны Рус, — проговорил мужчина, радостно наблюдая за ней. — Только самовара на нашем столе не хватает. И бубликов. И пряников.

— Вы знакомы с обычаями чужих земель? — весело спросила Мадлен, прихлебывая кофе. — Вы долго жили на чужбине?.. В Рус?.. И как вас там кормили?.. Вкусно?.. Судя по всему, купчихи Рус произвели на вас неизгладимое впечатление. Что такое… бублики?.. И пряники?.. Хочу попробовать.

— Специально для вас я закажу их в кондитерской, где работают кондитеры родом из Рус. Идет? Где вы живете?

— Ого, вы сразу к делу. Идет. Закажите. А я вас приглашаю.

Мужчина усмехнулся, выражая всем видом: знаем, с кем имеем дело.

Вытащил записную книжку в богатом черепаховом переплете, ручку с золотым пером. Открыл страницу. Наклонился выжидательно. Глянул на Мадлен исподлобья.

— Итак?..

— Итак, я приглашаю вас на бал, который дает моя… тетушка… в честь нашего новоселья. Мы закатываем роскошный пир. Мы… купили новый дом! Вы не представляете, до чего великолепный!.. Там комнаты… анфилады… закутки с чайными столиками… залы для пиров и приемов… это просто дворец! Тетушка на седьмом небе от счастья. А я и подавно.

— Кто приглашен на бал?

Его голос посерьезнел. А он-то полагал, что это всего лишь красивая шлюшка. Сунул записную книжку в карман.

— О!.. Знаменитости Пари. Тетушка всегда приглашает знаменитостей. Известные графы… князья… художники, скульпторы… мой портрет уже не раз писали… в кабинете у тетушки висит, хороший, кисти Венсана… Учредитель всемирной премии за лучшее произведение в науке и искусстве… забыла, как его зовут!.. усатый такой, смешной, он изобрел новое убийственное оружие, которым можно убить все живое на расстоянии… и много всяких чудесных других людей… венецианские дожи… магрибские купцы… волхвы… Каспар… Бальтазар… Мельхиор… и даже… даже Таор, принц Мангалурский…

— Вот болтушка! — Когда он улыбался, вокруг его рта разбегался веер смешных морщин. — Верю, верю. Ваша тетушка, верно, очень знатна, если к ней на бал съезжаются такие высокие гости. Может быть, вы пригласите на ваш праздник и графа Анжуйского?

— С удовольствием… граф!.. Мадлен…

Она протянула ему руку для поцелуя. Он чуть коснулся усами белой лайки на ее запястье. Сверкнул в нее глазами.

Их взгляды, синий и черный, сошлись и зазвенели, как два копья.

— Вы прелесть. Сознаюсь, я думал…

— Что думали?

— Ничего особенного. Так.

Они помолчали, допивая кофе и принимаясь за мороженое, наложенное в серебряные вазочки разноцветными горками. Боже, какая вкуснота. Мадам никогда такое не заказывала. Может, это оттого, что сегодня такой солнечный день?

— Вы ослепительны, Мадлен.

— Это все Солнце.

Сережка Мадлен отстегнулась от розовой мочки и упала в мороженое.

— О!.. выловим ее…

Они ковыряли ложками в вазочке, ища алмазик. Найдя бирюльку, граф вытер ее батистовым носовым платком.

— Вот ваша пропажа. Как имя вашей тетушки?.. Наверняка я знаю его. Оно знаменито, если она накоротке с людьми, что прибудут на ваше новоселье.

Мадлен молчала. Что толку выжидать! Бухайся сразу головой в воду.

В грязную, мутную воду Зеленоглазой.

— Мадам… мадам Лу.

Граф вздрогнул. Его глаза сначала потемнели, потом налились безумным смехом. Он еле сдерживал смех. Не вышло. Он расхохотался бурно и неудержимо, роняя локтем вазочки с недоеденным мороженым, откидываясь на соломенном стуле, отдуваясь.