Ночной мотоциклист (сборник)
Шрифт:
— Александр Воробьев по кличке Рыжий Шкет, — произнес невозмутимый лейтенант, как только восстановилось равновесие. — По приметам вроде бы он. Такого сразу узнаешь. Как это он добрался сюда незамеченным — ума не приложу. Наверное, опять работал под мальчишку.
— Мы еще должны установить личность погибшего, но, по–моему, все и так ясно: Воробьев рыжеволос и очень маленького роста, — пояснил Павел.
— Воробьев был осужден четыре года назад, — сказал Сковороденко. — Да вы, наверно, слышали про это дело: в паре с дружком
Я, конечно, помнил: в ту весну весь город говорил об этом дерзком нападении. Паводок был тогда необыкновенный, городской аэродром затопило, и «кукурузники», отвозившие деньги на отдаленные горные прииски для выдачи зарплаты, поднимались с летного поля аэроклуба в Лосихе. Там–то бандиты и напали на самолет; «кукурузник», вырулив на взлетную полосу, опробовал мотор, когда двое на мотоцикле подъехали к самолету. Пилот не обратил на них внимания, приняв за механиков, которые частенько разъезжали здесь.
Ранив летчика и охранника картечью, бандиты похитили деньги — сумму немалую — и скрылись в сопках. Слухи приукрасили это событие драматическими подробностями, но несомненно было одно: денег так и не удалось найти, хотя бандиты вскоре были арестованы и отданы под суд.
— Наверное, за это дело возьмется Комолов? — спросил я.
— Возьмется, — сказал Павел. — А пока что он выдал мне карт–бланш. Должен осмотреть место и принять первые меры к розыску… Если потребуется.
«Газик» свернул на лесную дорогу и, стуча крепкими шинами по корням, побежал, петляя между лиственницами. Мы въехали в Казенный лес, который вопреки моим ожиданиям вовсе не был мрачным и глухим. Лучи заходящего солнца свободно проникали в чащобу и освещали стволы деревьев, пахло живицей и мхом. Павел, замолчав, разглядывал дорогу. Через несколько минут лес кончился, солнце ударило в окна, машина, словно ослепленная, сделала неуверенный поворот и остановилась.
— Не будем терять времени, пока светло, — сказал Павел и первым выпрыгнул на траву. За ним, кряхтя, полез доктор с саквояжем.
После темного и душного «газика» вечер казался удивительно ярким и красочным. Над головой светились осенние легкие облака, недвижные, как бы приклеенные к высокому небу.
Машина стояла на опушке лиственничного леса, справа расстилался луг, покрытый сыпью кочек, а прямо меж деревьев виднелся рубленый дом с мезонином, обнесенный высоким забором. У калитки на лавочке сидел человек в милицейской фуражке и читал газету.
Метрах в двухстах от дома с мезонином на лесном берегу я увидел еще несколько дач. Они казались вымершими, оставленными людьми — да так оно, наверно, и было, потому что с началом учебного года большинство дачников перебралось в город.
Все было наполнено особой осенней тишиной и спокойствием. У меня появилось ощущение, что доктор вот–вот должен раскрыть свой саквояж, достать пару ракеток для бадминтона, волан и, ко всеобщему удовольствию, объявить, что розыгрыш,
Но нет — у дачной калитки дежурил милиционер.
— Ну, что же ты отстаешь? — крикнул Павел с нетерпением.
«Вольно же вашему брату глазеть на все со стороны, — расслышал я в его голосе. — Но коль уж ввязался, подчиняйся дисциплине» Время неспешных бесед кончилось, мы вступали в полосу действия.
Павел открыл калитку, и навстречу нам, осторожно ступая по траве, чтобы не затоптать следы на песчаной дорожке, вышел участковый, пожилой человек с усталым, слегка оплывшим лицом. Рядом с ним Павел казался совсем мальчишкой.
— Все оставлено на месте? — спросил Павел.
— Все как положено. Был здешний доктор, констатировал смерть.
— Кто обнаружил труп?
— Почтальон, — участковый заглянул в блокнотик. — Савицкий Петр Васильевич. Он ожидает возле дома. Понятые тоже здесь. В общем все как надо…
Он указал на дачу. Мол, мы свое дело сделали, теперь ваша очередь потрудиться. Да, для приехавших в «газике» людей это была работа. Лейтенант Сковороденко оглядел калитку, а эксперт, нахмурившись, приготовил инструменты и фотоаппарат.
— До этого калитка была заперта? — спросил Сковороденко.
— Наверно, — ответил участковый. — Но что стоило открыть этому «спецу»? Если б здесь висел добрый замок, может, и не полез бы: забор вон какой!
Я почтительно оглядел высоченную ограду. Острия стесанных досок выглядели грозным предупреждением. Я подумал, что человек, который выстроил такое «острожное» укрепление вокруг дома, наверно, должен был держать еще и пса. Мне уже приходилось сталкиваться с любителями высоких заборов: это племя отличалось редким психологическим однообразием.
— А где собака? — спросил Павел, рассматривая дорожку.
— Там, за крыльцом, в кустах боярки, — сказал участковый. — Отсюда не видно… Этот Воробьев, видать, оттащил ее подальше. Парень не промах: укокошить такого пса! Лютый был зверь, кидался, как тигр…
Очевидно, Павел тем же умозрительным путем, что и я, пришел к мысли о собаке, потому что дорожка ничего не могла подсказать ему, никаких отпечатков лап на ней не было, зато песок сохранил иные следы. Даже дилетант мог с полной уверенностью сказать, что на участок входило трое и среди них женщина.
Эксперт остановился, чтобы сфотографировать отпечатки и снять слепки. Сковороденко помогал ему. Он не терял своей украинской невозмутимости.
— Рифленая подошва — у почтальона, — пояснил участковый.
— А что за женщина?
— Не знаю. Она дошла до середины дорожки и повернула назад.
Я был рад этой минутной задержке у калитки, потому что, откровенно говоря, побаивался ступить на порог дачи, где ожидало меня непонятное и страшное. Но Павел решительно направился к дому, намереваясь начать расследование с главного.