Ночной огонь
Шрифт:
Хильер взял со стола кассету: «У меня есть запись одного такого монолога». Он опустил кассету в углубление проигрывателя: «Вы услышите человека, обращающегося к внимательной аудитории. Человек этот необычно возбужден; он перенапряжен и практически лишился рассудка. Вскоре он уничтожит себя самым драматическим и поэтическим способом, доступным его воображению. Самоубийственный акт вызывает всеобщий интерес, подвергается критике и обсуждается вполголоса глубоко изучившими этот предмет аналитиками».
«Это ненормально».
«Ха! — воскликнул Хильер. — Это еще цветочки, ягодки впереди.
Хильер прикоснулся к кнопке прибора. Раздался звучный голос: «Здесь я стою и не могу иначе, любимец вечности, повелитель света, душа любви, благословенное, драгоценное и возлюбленное средоточие всего сущего! Я превзошел человеческую природу, я предназначен судьбой для великих свершений! Я это знал — это общеизвестно — это самоочевидно. И что же? Что случилось с золотой мечтой? Чего ст'oят обещания судьбы? Я проклинаю несправедливость! Несправедливость торжествует во Вселенной — и наконец сделала мое существование невыносимым — мне ничего не остается, как покончить с позорным провалом, поджидавшим меня, как западня, в конце пути! Но если мне не суждено умереть славным победителем, все же я умру, окруженный великолепием моего тамзура! Если Вселенная решила сыграть со мной подлую шутку, она пострадает больше, чем я, потому что я погибну вместе с бьющим через край фонтаном красоты! Дым, которым я дышу, опьяняет, как благовоние! Я опьянен красотой моей гибели! Да остережется Вселенная! В будущем ничего нет, но я великолепен в закатных лучах моей смерти! Мой тамзур станет достоянием легенд! Смотрите же: я воспаряю из юдоли слез, я лечу элегантной параболой отваги, чтобы положить конец, конец всему!»
Голос замолчал. Другой голос, бесстрастный и скорее деловитый, нежели торжественный, произнес: «Высокородный Варвис Малапан бросился с тридцатиметровой башни и тем самым завершил создание своего тамзура. Его больше нет. Вселенная, которой он самодержавно правил, исчезла, стала ничтожнее пустоты — и скоро сотрется из человеческой памяти».
Хильер вынул кассету из проигрывателя: «Такого рода случаи не слишком часты, но регулярно повторяются. Примерно один человек из ста приходит к выводу, что его тамзур нуждается в подобном самопожертвовании».
«В этом есть что-то зловещее», — сказал Джаро.
6
Джаро проводил Фатов в космический порт, проследил за тем, чтобы они благополучно поднялись на борт величественного «Франсиля Амбара» и подождал, пока не задвинулись ставни иллюминаторов и не зажглись предупреждающие огни стартовых двигателей. Огромный корабль медленно воспарил в небо. Держась за поручень смотровой площадки, Джаро следил за силуэтом лайнера, пока тот не исчез за перистыми облаками. Он провел у поручня еще минут пять, бесцельно обозревая взлетное поле, небо и лесную полосу вдали, после чего повернулся и направился в мастерскую.
«Фаты улетели, — сообщил он Нейтцбеку. — Я чувствую себя бесполезным и отяжелевшим. Получается, что я гораздо больше от них зависел, чем мне хотелось думать».
Гэйнг налил ему чашку чая: «Что ты теперь собираешься делать?»
Несколько глотков обжигающего чая вызвали у Джаро прилив энергии: «Все по-прежнему. Буду работать, буду тренироваться в паре с Берналем. Я только сейчас начал понимать, как делается то, что он называет «нижним подхватом трапецией»».
«Держи ухо востро! В один прекрасный день этот трюк спасет тебе жизнь».
Джаро потянулся: «Мне уже лучше. Вы уже закусили?»
«Нет еще».
«Тогда давайте сходим к «Зануде Генри». Моя очередь платить».
За едой Джаро рассказал Нейтцбеку о Скирли и ее злоключениях. Гэйнг был впечатлен: «Девушка с характером!»
«Хуже того, она еще и «устричный кекс» вдобавок».
«Ты остался один в Приюте Сильфид — почему бы не пригласить ее к себе, чтобы она прибирала, готовила и тому подобное?»
«Мне приходила в голову такая мысль, — признался Джаро. — Но в лучшем случае это непрактичная фантазия. А в худшем мне самому пришлось бы готовить и заниматься уборкой за двоих».
Гэйнг трезво кивнул, но не высказал никаких замечаний. Джаро продолжал: «Не знаю, что из этого получилось бы. Она могла бы отвлечь меня от того, что я действительно хочу сделать — а прежде всего я хочу узнать, где меня нашли Фаты».
«Это должно быть нетрудно».
«Ха! Фаты нарочно запутали записи — они знают, что я буду искать, и я уже искал везде, где мог. Однажды я даже нашел записку от Хильера: «Джаро, пожалуйста, не приводи в беспорядок бумаги в этом ящике. Иногда ты недостаточно аккуратен»».
«И что ты сделал?»
«Хотел ответить другой запиской: «Если бы я знал, где искать, мне не пришлось бы ворошить бумаги». Но я решил, что это было бы ниже моего достоинства, и просто оставил записку Хильера там, где она лежала».
«Кстати, у меня есть для тебя новости, — вспомнил Нейтцбек. — Помнишь Тоуна Мэйхака?»
«Разумеется! Он улетел, не попрощавшись. Я боялся, что с ним что-то стряслось».
Гэйнг попытался изобразить жизнерадостную улыбку, но у него вышло нечто вроде мрачной усмешки: «У твоих опасений были основания».
«Что с ним случилось?»
«Он сам тебе расскажет. Он скоро вернется в Танет».
7
Фаты уехали, Джаро остался один в Приюте Сильфид. Дом наполнился шорохами и шепотами; звук его собственных шагов казался Джаро чужим в опустевших комнатах. По ночам, когда он лежал в постели, ему чудилось иногда, что он слышит отголоски назидательных рассуждений Хильера или звонкого смеха Альтеи, но чаще его настораживали какие-то бормотания, ворчания и потрескивания, исходившие, казалось, из стен старого дома.