Ночной огонь
Шрифт:
Среди собравшихся сегодня светил — известнейшие специалисты Ойкумены, элита социальной антропологии и смежных дисциплин. По сути дела, сегодня в этом зале нет ни одного человека, кроме меня, кто не опубликовал бы работы на Древней Земле, тем самым обеспечив долговечный престиж своим достижениям. Поздравляю вас всех и прошу всего лишь уделить ничтожное время изложению моей точки зрения — до перерыва осталось три минуты. Почему бы вам не снизойти к моей просьбе? Вы прибыли сюда по моему приглашению, а устройство конгресса стало исключительно сложным делом, на которое я затратил много времени и сил. Денег из фонда пожертвований оказалось недостаточно, и мне пришлось покрыть недостачу из своего кармана. Я посвятил успеху нашей конференции немалую часть своей жизни и почти все свои сбережения.
Но время
Мой тезис заключается в том, что своими руками, собственными усилиями я создал неповторимый персональный космос: космос, возвышенный и вдохновляющий характер которого возможен лишь благодаря моей собственной жизненной энергии — космос, усовершенствованный моими благородными побуждениями! Учитывая мои врожденные атрибуты, я надеялся, что этот космос будет принят с распростертыми объятиями и получит всеобщую поддержку — но вы уже знаете, что извращенная Вселенная отвергла его, что злоба и зависть подстерегали меня на каждом шагу. Разве не странно, разве не достойно удивления, что этот космос, мое собственное изобретение и создание, бесцеремонно, издевательски и язвительно заполнил все мое существование, беспощадно превращая в пытку каждую его минуту? — Лаурз Мур слегка наклонился вперед, на лице его застыло серьезное и строгое выражение. — Некоторое время мне казалось, что я могу сопротивляться этой пытке, что несправедливость Вселенной не сможет возобладать, но теперь космос набирает силу и раздавил бы меня, как насекомое, не оставив следа, если бы я не нашел способ уничтожить этот космос и счастливчиков, незаслуженно пользующихся его предательским благоволением! — Лаурз Мур взглянул на часы и поднял палочку из атласного дерева. — Дамы и господа, наступает время перерыва, и вместе с ним — момент откровения, апокалипсиса, явления миру величайшего, самого потрясающего тамзура, когда-либо задуманного и осуществленного человеком! Я обвел космос вокруг пальца! Я наношу ему сокрушительное поражение, уничтожаю его любимчиков, превращаю в жалкие обрывки жгучую паутину издевательств и унижений, сбиваю с оси коловорот несправедливости — все это исчезнет в очищающем пламени небытия! Время настало!» Он ударил палочкой по тимпану.
Огромная шарообразная люстра вспыхнула. На долю секунды присутствующие увидели, как она разлетелась дождем драгоценных камней, разбросанных ослепительным пламенем, мгновенно заполнившим всю ротонду; разноцветное толстое стекло монументальной полусферы взорвалось и обрушилось мириадами осколков. Так закончился Ойкуменический конгресс ксенологов в Искристой Заводи на планете Юшант: тамзуром, вызывавшим полушепот почтения на протяжении многих столетий.
Глава 12
1
Большой старый дом наполнился отзвуками пустоты. Джаро испытал скорбное потрясение, смешанное с чувством вины — он осознал, что воспринимал существование Хильера и Альтеи как нечто само собой разумеющееся, словно они были неотъемлемой частью мироздания и никогда не могли его покинуть. А теперь их не стало: они превратились в огненную пыль; вместе с ними исчезли вся их доброта и весь их юмор, и ничто не могло их вернуть.
Джаро горестно подавил в себе сентиментальное желание опустить руки: ему предстояла неприятная перетряска устоявшегося образа жизни. Он организовал вывоз личных вещей Фатов, чтобы все вокруг не продолжало напоминать об их жизнерадостном присутствии. На свалку отправились туфли и ботинки, платья и костюмы, лосьоны и косметика, мелочи и побрякушки, а также почти вся массивная старая мебель, с которой отказывался расстаться бережливый Хильер. Подсвечники Альтеи? В них Альтея вложила всю душу, она собирала и полировала их с таким энтузиазмом, что Джаро не мог ни выбросить их, ни даже выставить их на продажу. Часть подсвечников он уложил на хранение в шкафу; другие расставил на высокой полке, где они придавали колорит и разнообразие унылому в других отношениях помещению.
На протяжении первых двух дней после поступления сообщений о взрыве на Юшанте Джаро несколько раз пытался связаться со Скирлью; он звонил и в комитет «Устричных кексов», и в Сассунское Эйри. На третий день невозмутимый голос, ответивший на звонок в Сассунское Эйри, уведомил его о том, что банк арестовал все активы Клуа Хутценрайтера, и что в усадьбе, выставленной на продажу, больше никто не живет. Все бывшие жильцы, если таковые оставались, выселены.
«Где же, в таком случае, Скирль Хутценрайтер?» — спросил Джаро.
Бесстрастный голос ответил: «Банк не может предоставить вам эту информацию. С такими вопросами следует обращаться в компетентные учреждения».
2
Утром следующего дня Приют Сильфид посетил господин, обладавший явной весомостью, с маленьким драгоценным значком «Кахулибов» на отвороте пиджака. Господин этот отличался исключительно любезными манерами, гибкостью торса и безукоризненной прической; темные волосы его уже существенно поредели, пухлые щеки были чисто выбриты, большие карие глаза, похожие на собачьи, бегали по сторонам. Каждое его движение наполняло воздух свежим ароматом лесного папоротника.
Господин представился: «Меня зовут Форби Мильдун, я был знаком с вашим покойным отцом. Какая ужасная трагедия! Проезжая по дороге Катцвольда, я решил засвидетельствовать почтение и принести свои глубочайшие соболезнования».
«Благодарю вас!» — отозвался Джаро. Форби Мильдун сделал решительный шаг вперед, и Джаро ничего не оставалось, как уступить ему дорогу. Господин Мильдун прошествовал в дом; приподняв брови, Джаро посмотрел ему в спину, после чего пожал плечами и последовал за ним в гостиную.
«Присаживайтесь», — предложил Джаро. Мильдун обвел помещение внимательным оценивающим взглядом и, не находя ничего более подходящего, осторожно уселся на край софы. «Вижу, что вы уже избавились от части мебели, — заметил он. — Вполне разумное решение, помогающее отрешиться от лишних эмоций и чем-то себя занять. Надеюсь, в остальном ваши дела идут достаточно хорошо?»
«Не могу пожаловаться».
Мильдун ответил жестом, полным симпатии и понимания; он снова обозрел помещение и снова не нашел в нем ничего привлекательного: «Надеюсь, вы не слишком одиноки. Вам следовало бы проводить время с друзьями или в клубе».
«У меня много работы», — холодно ответил Джаро.
Мильдун улыбнулся и кивнул, одобряя деловитый подход к решению жизненных проблем: «Надо полагать, вы скоро подыщете более подходящее жилье и переедете?»
«Я останусь здесь. Почему бы я стал переезжать?»
«Гм. Ха! Не слишком приятно жить в такой опустевшей, гулкой развалюхе, вы не находите?»
Джаро ничего не ответил. Мильдун смущенно кашлянул, взглянул на носки ботинок и пошевелил ими: «Что же я делаю? Время летит, у меня дел невпроворот, а я тут засиделся! Мне пора». Он начал было вставать, но задержался, словно пораженный неожиданной мыслью: «Может быть, мне не следовало бы заводить об этом разговор в такое тяжелое для вас время, но я это сделаю — хотя бы из уважения к вашему покойному отцу. В последнее время Хильер Фат проявлял некоторый интерес к обсуждению возможности продажи этого дома. Вынужден признать, что рынок перенасыщен, и что продажа недвижимости идет довольно вяло — но вчера мне сообщили о возможности, которая могла бы оказаться для вас исключительно выгодной. Хотите, чтобы я поделился подробностями?»
«Не думаю, что меня заинтересует такая возможность. Я собираюсь произвести капитальный ремонт, после чего, может быть, буду сдавать часть помещений в аренду».
Мильдун с сомнением покачал головой: «Капитальный ремонт — рискованное дело. Вы можете потратить кучу денег зря. Мне не раз приходилось видеть, как такие проекты заканчивались провалом».
Джаро, уже начинавший забавляться ситуацией, сказал: «В таком случае дешевле и безопаснее будет вообще ничего не менять».
Пухлые щеки Мильдуна раздулись: «Как вы можете выносить одинокое существование в старом скрипучем доме, открытом всем ветрам! Я замечаю потеки на потолке — значит, у вас даже крыша дырявая! Вокруг никого нет — какие-то дикие леса и холмы!»