Ночной огонь
Шрифт:
Альтея не сдавалась: «Джаро — несомненно, особый случай. Ему это так же хорошо известно, как и нам, и понимание этого обстоятельства должно постоянно занимать его мысли. Неудивительно, что он стремится выяснить свое происхождение».
«И он его узнает в свое время, но образование должно занимать его мысли в первую очередь. Боюсь, однако, что он не делает все возможное в этом направлении».
«Почему же? — воскликнула Альтея. — На мой взгляд, он относится к нашим требованиям с симпатией».
«С симпатией — может быть. Но он уклоняется от сотрудничества при первой возможности. Например, он перестал посещать курсы несемантической поэзии и символогии цветов только для того, чтобы освободить больше времени на
Альтея решила сменить тему разговора: «Смотри — сразу за человеком в синем плаще: это наш декан Хутценрайтер, в самой неподходящей шляпе!»
Хильер обернулся и воскликнул: «Неподходящая шляпа — это еще куда ни шло! Кто эта совершенно неподходящая женщина?»
Альтея изучила сопровождавшую Хутценрайтера рослую особу, на голову выше декана. У нее были длинные, холеные руки и ноги, обтекаемые бедра и роскошная грудь; на ее лице словно застыла мраморная маска презрения к обращенным на нее любопытным взглядам. На ней было впечатляющее длинное платье в обтяжку, лиловое с зелеными узорами, а голову ее украшал высокий конический тюрбан из золоченой парчи.
«Может быть, это его жена, Принцесса Рассвета с Мармона?»
«Не думаю, — сказала Альтея. — Хотя, конечно, нельзя исключить такую возможность. Кто бы она ни была, как он может себе позволить ее содержать? Насколько я знаю, он в бедственном финансовом положении».
«Откуда мне знать? В любом случае не думаю, что она из числа «устричных кексов»».
Лаурз Мур снова взошел на трибуну: «Время идет, и мы уже немного отстаем от расписания. Без дальнейших проволочек позвольте представить нашего следующего докладчика, исследователя безукоризненной репутации, достопочтенного Кирилла Хака!»
К трибуне направился высокий человек с горбатым носом, яростно горящими черными глазами и взъерошенной седой шевелюрой. Лаурз Мур позволил себе высказать еще несколько фраз; он назвал Кирилла Хака специалистом, вызывавшим у него почтение с детства, известнейшим лингвистом-ксенологом Ойкумены, уроженцем Древней Земли, ныне проживающим среди таинственных руин на планете, наименование которой он еще не желает раскрывать.
Мур уступил трибуну Хаку, рассказавшему о своих попытках перевести руны на восьмидесяти пяти листах из иридиевого сплава, обнаруженных в небольшой пещере рядом с его походным лагерем. Доклад Хака был, по существу, повестью о непрерывных усилиях, прилагавшихся с целью осмысления непостижимых символов. Хак поведал о различных ухищрениях, методах и критериях, применявшихся им на протяжении многих лет — одинаково безуспешно.
Закончив доклад, Хак бросил взгляд в сторону Лаурза Мура и мрачно улыбнулся: «Надо полагать, по местным представлениям, я приобрел лишь убогий, достойный жалости и презрения тамзур. Конечно, я применяю этот термин не по назначению, но это несущественно. Я посвятил многие годы таинственным письменам и не могу похвастаться никакими результатами; мне даже не полагается университетская пенсия. Меня выгнали с факультета больше десяти лет тому назад. Тем не менее, я как-нибудь сведу концы с концами, тем или иным способом. Как это ни удивительно, мне удалось разработать несколько новых подходов к расшифровке проклятых надписей — мне не терпится вернуться к нищенскому существованию в палатке и заняться ими снова.
По правде говоря, не знаю, обманула ли меня Вселенная. Могу лишь указать на тот факт, что прямо передо мной — самодовольный, как всегда, и, без сомнения, как всегда уверенный в безошибочности своих высосанных из пальца теорий — сидит Клуа Хутценрайтер. Я сотрудничал с ним когда-то; даже наемные землекопы прозвали его «Транжиром Клуа» — каждый вечер он проигрывал все свои деньги, поддавшись увлечению какой-нибудь азартной игрой. С тех пор он сумел приобрести какое-то положение, даже стал деканом в пользующемся всеобщим уважением институте. Каким образом Транжиру Клуа удалось заполучить такую высокую должность? Говорят, благодаря неустанному подхалимству и лизоблюдству. Кроме того, он женился на введенной в заблуждение наследнице, не позаботившись уведомить ее о своем предыдущем...»
Декан Хутценрайтер вскочил на ноги и закричал: «Кто здесь следит за соблюдением протокола? Сколько мы должны терпеть эту сумасшедшую клевету? Хак явно выжил из ума — почему его сюда вообще пустили? Организатор конгресса, будьте любезны, выполняйте свои обязанности! Препроводите в лечебницу этот источник подлых измышлений!»
Лаурз Мур выступил вперед и с завидным хладнокровием порекомендовал Кириллу Хаку спуститься с трибуны или, по меньшей мере, придать своему выступлению более сдержанный характер. Хак возражал: он хотел поделиться с аудиторией еще несколькими не лишенными интереса наблюдениями. «Сегодня вечером Транжир Клуа попытается опровергнуть мои замечания! — кричал Хак. — Предупреждаю! От него вы не услышите ничего, кроме софистики и голословных инсинуаций!»
Лаурз Мур решительно указал на часы, показывая, что время докладчика истекло.
«Да, время летит, и мне придется закончить выступление, — согласился Хак. — Могу только посоветовать внимательно следить за своими кошельками, находясь рядом с Клуа Хутценрайтером. Ни в коем случае не занимайте ему деньги, вы их больше никогда не увидите! Если в последние годы моей жизни мне не удастся расшифровать надписи на иридиевых пластинках, моя профессиональная карьера завершится сокрушительным фиаско. Должен заметить, между прочим, что я подозреваю Хутценрайтера — скорее всего, это он изготовил проклятые пластинки и припрятал их там, где я обязательно должен был их найти. Виновен ли он в этом преступлении? Взгляните на него — недаром он ухмыляется! Это никак нельзя назвать скромной улыбкой оскорбленной невинности!
На этом, дамы и господа, позвольте мне откланяться!»
Кирилл Хак поклонился Лаурзу Муру и спустился с трибуны, сопровождаемый сочувственными аплодисментами.
«В высшей степени нетипичное выступление!» — пробормотал Хильер на ухо супруге.
Альтея кивнула: «Типичное или нетипичное, оно не вызвало энтузиазма у декана Хутценрайтера».
Лаурз Мур провозгласил: «А теперь мы выслушаем профессора Хильера Фата из Танетского института на планете Галлингейл. Насколько я понимаю, его доклад посвящен аспектам эстетической символогии».
Хильер прошествовал к возвышению трибуны. Как правило, он не волновался, выступая перед аудиториями; сегодня, однако, в числе слушателей был декан Хутценрайтер. Хильер расправил плечи — назвался груздем, полезай в кузов! Для того, чтобы не отвлекаться от темы доклада, Хильер старался не встречаться глазами с деканом, с подозрением воззрившимся на него из-под полей экстравагантной пунцовой шляпы.
«Область моих исследований практически безгранична, — начал Хильер. — Тем не менее, для нее характерны связность структуры и последовательность общих закономерностей. Таким образом, я отвергаю оковы, которыми хотел бы обременить нас сэр Уилфред Восковой только потому, что мы неспособны проанализировать и осмыслить все имеющиеся данные. В конце концов, как может нам повредить излишек информации? Если вас пригласили на званый ужин, о чем приходится сожалеть — о чрезмерном изобилии хороших вин или об их отсутствии? Предадимся же радостному греху интеллектуального чревоугодия, не обращая внимания на завистливо поглядывающих исподлобья вегетарианцев, изнуренных бесцельным самоотречением! Разве это не очевидно? Сэру Уилфреду придется пересмотреть свои взгляды. Изобилие, избыток, разнообразие! Таковы путевые указатели, ведущие к приобретению блестящего тамзура — если простительно такое злоупотребление местным понятием. Но довольно отвлеченных рассуждений — перейдем к основной теме доклада.