Ночной океан
Шрифт:
– Вы самый настоящий счастливец, сэр. Вы будете первым. Вы войдете в историю как первая жертва замечательного изобретения, которому уготован огромный социальный резонанс. А я воссияю в ореоле моей славы. Я все время излучаю свет, но этого никто не замечает. Вы будете первым. Этакий разумный подопытный кролик. До вас были собаки и ослы – представьте себе, это сработало даже на ослах…
Он остановился. Бородатое лицо конвульсивно задергалось, и почти одновременно он начал сильно вращать головой, будто стараясь избавиться от какой-то непонятной помехи. Вслед за этим его лицо разгладилось и прояснилось, и самые очевидные признаки безумия скрылись под выражением вежливости, сквозь которую едва проглядывало лукавство. Я сразу уловил эту перемену и вставил словечко, пытаясь выяснить, нельзя ли направить его мысль в более безопасное русло.
– Насколько могу судить, ваше устройство поразительно.
Он кивнул.
– Простая цепь логических рассуждений, дружище. Я учитывал потребности времени и действовал сообразно с ними. Другие могли бы сделать то же самое, будь их ум так же силен – то есть так же способен на длительную концентрацию, – как мой. У меня была убежденность, сила воли – вот и все. Я понял, как никто другой, насколько необходимо очистить землю от людей до возвращения Кецалькоатля, и еще понял, что это должно быть сделано изящно. Я ненавижу военные конфликты, виселица представляется мне варварской жестокостью… знаете, что в прошлом году в Нью-Йорке законодатели проголосовали за использование электрического стула для казни осужденных? Но все аппараты, которые они имели в виду, столь же несовершенны, как «Ракета» [4] Стефенсонов или электродвигатель Давенпорта. Мой способ лучше, и я говорил им об этом, но они не обращали на меня никакого внимания. Что за глупцы, о Боже! Как будто мне известно меньше, чем им, о смерти и об электричестве. Я с детства не думал ни о чем другом: изучил эти проблемы как ученый, испытал как инженер и солдат…
4
Так называлась одна из первых моделей паровоза, созданная в 1829 г. английскими изобретателями, отцом и сыном Джорджем и Робертом Стефенсонами.
Он откинулся назад и прищурился.
– Я служил в армии Максимилиана [5] более двадцати лет тому назад. Меня даже собирались сделать местным дворянином. Потом эти проклятые космачи убили его, и мне пришлось вернуться домой. Но я вернулся – я всегда возвращаюсь. А вообще-то я живу в Рочестере, штат Нью-Йорк…
Его глаза вдруг стали очень хитрыми, и он подался вперед.
– Я вернулся и зашел гораздо дальше, чем все они. Я ненавижу космачей, но люблю мексиканцев. Что, непонятно? Послушайте, юноша, вы же не думаете, что Мексика на самом деле испанская страна, а? Боже, если бы вы только знали те племена, что знаю я! В горах, далеко в горах – Анауак, Теночтитлан – Великие Древние…
5
Максимилиан Габсбург (1832–1867) – австрийский эрцгерцог, император Мексики с 1864 г., возведенный на престол при поддержке Наполеона III; после вывода из страны французского экспедиционного корпуса он был взят в плен и расстрелян республиканцами.
Он перешел на монотонный, но довольно мелодичный распев.
– Иэ! Уицилопочтли!.. Науатлакатль!… Семь хранителей, семь древних заклятий… Ксочимилка, Чалка, Тепанека, Аколуа, Тлауика, Тлакскальтека, Ацтека!.. Иэ! Иэ! Я был в семи пещерах Чикомоцтока, но никто никогда этого не узнает! Я говорю вам это только потому, что вы никогда и никому уже ничего не расскажете…
Он успокоился и закончил обычным тоном:
– Вы удивились бы, узнав, о чем говорят в горах. Уицилопочтли возвращается… в этом не может быть сомнений. Любой пеон к югу от Мехико может вам подтвердить. Но я не думал об этом. Истинно, я вернулся домой и решил одарить общество моим электрическим палачом, но эти проклятые законодатели в Олбани выбрали другой способ. Шутка, сэр, шутка! Дедушкино кресло… посидеть у камина… очень в духе Готорна [6] … – Его смех звучал мрачной пародией на добродушие.
6
Готорн, Натаниэль (1804–1864) – американский писатель-романтик, в чьем творчестве отражены традиции раннего новоанглийского пуританизма, на что в данном случае намекает герой рассказа.
– Что ж, сэр, я бы хотел первым сесть на этот их чертов стул и позволить пощекотать себя слабым током от двух карманных батареек! От него даже лягушка не дернется! А они собираются казнить на нем убийц – вот вам заслуженная награда за все! Но потом, молодой человек, я понял, как бесполезно, бессмысленно и нелогично убивать
Он поперхнулся и замолчал, а я мягко заговорил:
– Уверен, ваше изобретение лучше. Наверняка они в конце концов воспользуются им.
Очевидно, я был недостаточно тактичен, потому что в его ответе снова прозвучало раздражение:
– Уверены, да? Какое прекрасное, какое любезное заверение! Можно подумать, вас это заботит. Черта с два! Но скоро вы у меня озаботитесь! Черт побери, да все хорошее, что есть в этом электрическом стуле, украдено у меня. Дух Нецауальпилли сказал мне об этом на священной горе. Они следили, следили, следили…
Он снова запнулся, затряс головой и задергал лицом. Казалось, это движение на время успокаивало его.
– Мое изобретение нуждается в проверке. Вот оно, здесь. Это проволочный шлем для головы. Он очень мягкий и надевается исключительно легко. Электроды касаются лба и черепа в области основания мозжечка – вот и все, что нужно. Отключите голову – и что тогда сможет действовать? Эти дураки в Олбани со своим дубовым креслом думают, что человека надо жарить с ног до головы. Идиоты! Что они, не знают, что незачем стрелять в сердце, если попали в голову? Я видел, как мрут на войне, – я лучше знаю. А еще эта их дурацкая мощная цепь, генераторы и все такое прочее. Почему они не захотели обратить внимание на то, чего я добился с помощью одного аккумулятора? Ни одной демонстрации, никто не знает, секрет только у меня. Вот почему я, Кецалькоатль и Уицилопочтли будем одни править миром. Только я и они – если я им, конечно, еще позволю… Но я должен иметь подопытные экземпляры для экспериментов. Знаете, кого я выбрал для первого раза?
Я попытался пошутить было, наскоро перейдя на дружеский утешительный тон:
– Что ж, среди политиков Сан-Франциско, откуда я родом, есть прорва подходящих экземпляров! Думаю, что смогу помочь вам. Я имею некоторое влияние в Сакраменто; если вернетесь со мною в Штаты, когда я закончу свои дела в Мексике, я прослежу, чтобы вам организовали демонстрацию.
Он ответил спокойно и вежливо:
– Нет, я не могу вернуться. Я поклялся в этом, когда эти бандиты в Олбани отвергли мое изобретение и приставили шпионов следить за мной, чтобы украсть его у меня. Но мне нужны американцы. Эти космачи прокляты, с ними все было бы вульгарно, а чистокровные индейцы – кровные дети Пернатого Змея – священны и неприкосновенны, за исключением тех, кто выбран для ритуальных жертв… И даже их нужно убивать с помощью специального обряда. Мне нужно найти американцев, не возвращаясь в Америку. Первый, кого я выберу, будет удостоен высокой чести. Знаете, кто он?
Я отчаянно тянул время:
– О, если все дело только в этом, то я найду вам первоклассных янки, когда мы доберемся до Мехико! Я знаю, где найти горнорабочих, которых долго никто не хватится…
Но он прервал меня, отрубив с новой и неожиданно властной интонацией, в которой звучало подлинное достоинство:
– Хватит, мы и так долго занимались ерундой. Встаньте и выпрямитесь, как подобает мужчине. Я выбрал вас, и вы будете благодарить меня за честь в ином мире, как ритуальная жертва благодарит жреца за то, что ее приобщают к вечной славе. Новый принцип – ни один из живущих и не мечтал о таком аккумуляторе, и может быть, больше никто не найдет такого решения за тысячу лет. Вы знаете, что атомы вовсе не такие, какими кажутся этим ученым дурням? Через сто лет какой-нибудь болван будет всерьез гадать, почему я одним ударом не уничтожил весь этот мир!
Когда я встал по его приказу, он вытянул из чемодана еще кусок шнура и выпрямился рядом со мной, протягивая обеими руками проволочный шлем. Его загорелое бородатое лицо выражало подлинный восторг. На мгновение он стал похож на сияющего эллинского жреца.
– Вот оно, долгожданное возлияние! Вино космоса, нектар звездных просторов… Лин, Иакх, Иалмен, Загрей, Дионис, Атис, Гилас… отпрыск Аполлона, убитый аргосскими псами… исчадие Псаматта… сын Солнца! Эвоэ! Эвоэ! – Он снова пел, и на этот раз его разум, по-видимому, погрузился в далекие времена учебы в колледже – сведения из эллинской мифологии так и сыпались из него. Я заметил, как близок ко мне шнур – прямо над головой, – и подумал, смогу ли до него достать, сделав какой-нибудь ритуальный жест в соответствии с торжественным настроением безумца. Попытаться стоило, и вот с возгласом «Эвоэ!» я протянул руки вперед и вверх, как бы совершая ритуал, – при этом я надеялся дернуть шнур… Но напрасно. Маньяк разгадал мое намерение и поднес правую руку к карману, где лежал мой револьвер. Слова были излишни, и на мгновение мы застыли, словно изваяния. Потом он спокойно произнес: