Ночной океан
Шрифт:
И снова забытье сие не было лишено видений – столь отвратительных, что они почти не поддаются описанию. Боже мой!.. Если бы только я не читал так много трудов по египтологии перед приездом в эту страну, полную тайн и кошмаров! По какой-то гнусной причине мои наваждения обратились к местным древним мифам и мертвым династиям, места упокоения которых напоминают скорее жилища, чем гробницы. В видениях явилось мне продуманное внутреннее убранство пирамид; в них же отразились чрезвычайно странные, леденящие кровь гипотезы о предназначении этих конструкций.
Все, чем эти люди жили, – смерть и загробная жизнь. Они действительно веровали в телесное воскрешение, что заставляло их с безрассудной тщательностью мумифицировать трупы и сберегать
Тысячи лет покоились тела, уложенные в саркофаги, глядя остекленевшими глазами, ожидая прибытия ка, ожидая того Судного дня, когда Осирис возвратит на прежнее место ка и душу и поведет легионы окоченевших мертвецов из домов вечного сна, находящихся глубоко под землей. Это должно было быть чудо второго рождения, но не все души к этому допускались. Иные гробницы считались оскверненными, в чем следовало усматривать либо непреднамеренные ошибки, либо злодейски обдуманные нарушения правил погребального обряда. Даже сегодня арабы тихонько говорили о страшных последствиях поругания могил – о тех бедах, что навлечет крылатая ка, поняв, что ее мертвые послушники запятнаны, и лишены милости, и встать могут лишь бездушными трупами, голодными и неприкаянными.
Возможно, самыми страшными легендами, от коих кровь стынет в жилах, являются те, что рассказывают о результате порочных склонностей и извращений разлагающегося духовенства той эпохи – составных мумиях, искусственно соединенных по образу древних богов человеческих туловищ с головами животных. Во все периоды истории священных животных мумифицировали, чтобы освященные быки, кошки, ибисы, крокодилы и им подобные могли вернуться, когда наступит время, в еще большем великолепии. Но только во времена упадка Египта соединяли в одной мумии человека и зверя – только во времена упадка, когда сама концепция ка и души была осмеяна.
Что случилось с теми составными мумиями, никто не ведает – по крайней мере, совершенно точно известно, что ни одному египтологу их не удалось обнаружить. То, что рассказывают арабы, слишком нелепо – на такое нельзя положиться. Послушать их, так владыка Хефрен – тот, что воздвиг Сфинкса, вторую пирамиду и центральный храм, – доселе заседает глубоко под землей. Он вступил в брак с царицей-нежитью Нитокрис и правит мумиями, не похожими ни на человека, ни на животное.
Именно они – Хефрен со своей женой и их странными войсками мертвецов-гибридов – явились мне в видениях, которые постепенно сгладились в памяти. Но самое ужасное из них было связано с вопросом, который я задал себе вчера, глядя на Сфинкса, высеченную из камня великую загадку пустыни. Тот вопрос, столь невинный и естественный тогда, приобрел в моем сне неистовый, абсурдистский смысл, а звучал первоначально он так: какое же колоссальное, вызывающее отвращение чудовище исходно являл собой Сфинкс?
Мой второй приход в сознание – если я взаправду в него приходил – ознаменовался глубочайшим страхом, который ни с чем в моей жизни не может сравниться, если не припоминать один случай, имевший место гораздо позже, – стоит заметить, что жизнь моя была полна приключений, которых хватило бы на десятерых рядовых смертных! Помните, я утратил чувства, заваленный лавиной ниспадавшей на меня веревки, чья нескончаемость вскрыла ту катастрофическую глубину, на которой я находился? Придя в себя, я не ощущал больше ее давящего веса, но осознавал, что остаюсь слепым и с кляпом во рту. Кто-то полностью убрал мотки пеньки, под которыми я чуть не погиб. Понимание этого пришло ко мне постепенно, и я подумал, что мог бы снова потерять сознание, если бы к тому моменту не достиг того эмоционального изнурения, когда страх стал мне безразличен. Я был не один… но с кем?
Прежде чем я снова начал мучить себя вопросами и попытками освободиться, мне стало очевидным и другое. Боль, которую я испытывал, буквально раздирала мне руки и ноги, и у меня создалось впечатление, будто я покрыт б'oльшим количеством засохшей крови, чем потерял ранее. Казалось, что на моей груди были сотни ран, как если бы огромный жестокий ибис строчил меня своим клювом. Несомненно, что сила, убравшая веревку, была враждебной – избавила меня от напасти единственно для того, чтобы нанести новые раны! И все же мои ощущения были полностью противоположны тем, которых следовало бы ожидать: вместо того чтобы окончательно потерять надежду, я почувствовал себя готовым к действию. Я был исполнен уверенности, что здешнее зло имеет физическое воплощение – а раз так, бесстрашный мужчина вроде меня может биться с ним на равных.
Как долго я освобождался от стяжек – не ведаю. Должно быть, значительно дольше, чем во время представления, так как я был ранен, измучен, обессилен испытаниями, через которые прошел. Когда в конце концов это мне удалось, я глубоко вдохнул прохладный, сырой, насыщенный подземными газами воздух. На меня навалилась дичайшая усталость, и какое-то время я просто лежал, вытянувшись и щуря глаза во тьму в поисках малейшего проблеска, способного пролить свет на мое местонахождение.
Постепенно силы и подвижность вернулись ко мне, но глаза по-прежнему ничего не видели. Когда я пошатываясь поднялся на ноги, то начал оглядываться по сторонам, но повсюду натыкался на чернильную темень, будто повязка и не спадала с глаз моих. Я попытался опереться на ноги, покрытые кровавой коркой под изодранными в клочья брюками. Оказалось, что я могу ходить. Однако я не мог решить, какое направление избрать. Очевидно, я не должен был идти наугад, чтобы не удалиться от входа, который мне предстояло найти. Поэтому я остановился, чтобы определить направление холодного и зловонного, с запахом окиси натрия, воздушного потока, который постоянно на себе ощущал. Приняв место его источника за возможный проход, я приложил все усилия, чтобы держаться этого ориентира и последовательно двигаться в одном направлении.
У меня были с собой спички и даже маленький электрический фонарик, но, конечно, карманы моей изодранной одежды были заранее освобождены от таких роскошных излишков. По мере того как я осторожно продвигался в темноте, сквозняк становился все сильнее и неприятнее. Чем больше я размышлял над природой этого движения воздуха в пещере, тем сильнее становилось мое беспокойство. Несмотря на одуряющий запах, я выискивал его источник как по крайней мере дополнительный ключ к выходу во внешний мир. И лишь теперь я осознал, что этот мерзейший чад не мог происходить из чистых воздушных просторов Ливийской пустыни. Идти он мог лишь из зловещих пещер, расположенных еще ниже. Я шел в неверном направлении!
Поразмыслив немного, я решил не возвращаться. Если бы я пошел в другую сторону, я потерял бы этот ориентир, так как шероховатый каменный пол был лишен каких-либо отличительных конфигураций или отметин. Однако, если бы я пошел навстречу этому потоку воздуха, я бы, без сомнения, пришел к какому-нибудь отверстию, от которого смог бы направиться вдоль стен к противоположной стороне этого гигантского подземелья. Я понимал, что мои ожидания могли не оправдаться. До меня дошло, что помещение, в котором я нахожусь, является частью главного храма Хефрена, неизвестного туристам. У меня мелькнула мысль, что о существовании этого места могут не знать даже археологи. Просто на него случайно наткнулись излишне любопытные и злонамеренные арабы, лишившие меня свободы. Если это действительно так, есть ли отсюда какой-нибудь выход в известные уже части храма или на поверхность?