Ночной пасьянс
Шрифт:
Они сидели друг против друга. Разглядывать Романца, чтобы попытаться понять, что за человек, Щерба не стал, но вдруг вспомнил, что на этом же стуле сидел Олег Зданевич, тоже сотрудник облархива, и что кончилось это ничем. "Как бы и здесь не повторилось то же самое, - суеверно подумал Щерба.
– Не заколдован ли для меня этот облархив?.."
Пояснив Романцу его ответственность как свидетеля за дачу ложных показаний, Щерба приступил к допросу:
– В субботу, 15 августа вы были в Ужве?
Романец задумался, словно вспоминая.
– Был. У тетки.
–
– Да.
– Какая? Подробней, пожалуйста.
– "Жигули" 2101, номер ПГЧ 17-24.
– А какая на ней резина?
– Обыкновенная, "ноль-первая", диагональная 6,15 на 13. Уже лысая, менять пора... Простите, а что произошло, если не секрет?
– Автонаезд. Погиб человек. Водитель скрылся... В котором часу вы приехали в Ужву?
– Кажется, около двенадцати дня.
– А уехали?
– Приблизительно в семь.
– С кем?
– Один.
– Но у вас в машине видели два человека.
– За городом подобрал. Голосовал.
– Старый, молодой?
– Молодой.
– Уточните, пожалуйста, где он подсел к вам?
– Сразу за Ужвой на шоссе. Там есть магазин "Хозтовары".
Это была первая ложь. Щерба помнил слова соседа Ульяны Бабич, Верещака: "...когда вышел из телеателье, смотрю - Славка проскочил на машине... кто-то еще рядом, а кто - не разглядел я..." Но ложь ли? Может кто-то из них просто ошибается. Щербе, как ни странно, хотелось, чтоб это была ложь. Пусть ее будет как можно больше, тогда легче добывать правду.
– Где вы высадили пассажира?
– У въезда в Подгорск, возле автобусной станции.
Щерба вытряхнул из пачки сигарету, закурил, предложил Романцу. Тот отказался:
– Я не курящий...
– И правильно!
– одобрительно произнес Щерба.
– А я вот все не могу бросить... Ярослав Федорович, кто еще находился в доме вашей тетки, когда вы там были?
– Никого.
– Вы хорошо это помните?
– Да.
– А вот сосед Ульяны Васильевны, Верещак, говорит, что слышал голоса.
– Возможно, до моего приезда кто-то заходил.
– Верещак говорит, что слышал два мужских голоса: ваш и чей-то.
– Не знаю, это какое-то недоразумение.
"Недоразумение или ложь?
– подумал Щерба, сопоставляя в памяти слова Верещака: "...когда вернулся, слышу голоса, окна-то ульяниной комнаты на веранду выходят, а веранда-то - вот, почти в моем саду... Ульянин и Славкин я сразу узнал. А еще какой-то мужской, незнакомый. Даже удивился я: кто бы это?.." - Нет, тут не похоже на недоразумение. Слишком точные подробности у Верещака. И все у Верещака естественно было и обстоятельно... Что ж, надо закругляться, больше у меня ничего нет... Надо оборвать так, чтоб он не понял, что я пуст..."
Щерба открыл какую-то пухлую папку, первую, попавшуюся под руку, стал внимательно листать ее, что-то вычитывать, потом, как бы убедившись в чем-то, сделал закладку, закрыл папку, посмотрел на часы:
– Ярослав Федорович, я вынужден прервать допрос, через десять минут у нас совещание... Придется
– Буду очень признателен, - торопливо заверил Романец.
– Времени у меня нет, много работы. Готовлюсь к поездке в Мюнхен на симпозиум.
– Завидую, - улыбнулся Щерба.
50
Все, что рассказал Щерба о своей поездке в Ужву - о Бабич, о ее соседе Верещаке, о Романце, о разговоре с Сергеем Ильичом Голенком, хорошо залегло в молодой памяти Скорика, может быть еще и потому, что Щерба изложил профессионально - в той логической последовательности, в какой обычно выстраивается нуждающаяся в проверке рабочая версия.
К предстоящей встрече со Щербой Скорик кое-что успел. Через ГАИ он уже знал модель, цвет и номер машины Романца, какая на ней резина. Все совпадало с тем, что Романец показал на допросе у Щербы. Сравнив отпечатки протекторов с машины Романца с теми, что были сняты со следов на трамвайной остановке у дома Шимановича, Скорик расстроился: те скаты были радиальные, "ладовские", 6,45-13, а на машине Романца диагональные 6,15-13. Помнились, правда, слова Верещака, что Романец приезжал в Ужву не на красном своем "жигуленке", а на другой машине - на белой "Ладе". Розыскники майора Соколянского определили круг близких друзей Романца. Как ни странно, их оказалось совсем немного. И один из них - скульптор Окпыш, - имел белую "Ладу".
На сегодня Скорик вызвал Окпыша на допрос в качестве свидетеля. Сейчас он сожалел об этом: подводило ГАИ. К моменту допроса Скорик надеялся иметь в руках снимки с отпечатками протекторов с машины скульптора, порекомендовал гаишникам сделать это под невинным предлогом: дескать, дорожно-транспортное происшествие, погиб человек, водитель скрылся, а по описанию свидетелей, он якобы был на белой "Ладе". Теперь же Скорик решил не допрашивать Окпыша, извиниться, перенести на завтра...
Скульптор явился в точно назначенное время. Это был коренастый широкоплечий человек, на вид лет сорока, с обильной седеющей бородой. Он сел, заложил ногу на ногу, опустив на нее большие сильные руки мастерового с навсегда въевшимися темными ободками под коротко остриженными ногтями.
Скорик начал без протокола, готовясь извиниться и отправить скульптора:
– Отвлек вас от работы, Виталий Арсеньевич? Что поделать... Вы трамваем?
– Передвигаюсь на машине, иначе ничего не успеешь.
– У меня впечатление, что пешком быстрее. Город так забит транспортом.
И тут в дверь постучали. Вошел старшина милиции.
– Виктор Борисович, вам, - старшина подал Скорику большой конверт. Разрешите идти?
Скорик кивнул, распечатал конверт, вытащил содержимое - это были снимки следов протекторов с машины скульптора и заключение эксперта. И гласило оно, что следы протекторов машины, принадлежавшей человеку, сидевшему сейчас перед Скориком, идентичны тем, что были обнаружены на конечной трамвайной остановке у дома Шимановича. Сдерживая свою радость, Скорик отложил снимки и как можно спокойней обратился к Окпышу: