Ночной поезд в Мемфис
Шрифт:
Через некоторое время я открыла глаза, но тут же закрыла их снова, увидев знакомое лицо, нависшее надо мной. Потом опять открыла. Оказалось, лицо было не настолькознакомое, просто очень похожее: Фоггингтон-Смит.
— А, добрый старина Пэрри, — как-то сдавленно проквакала я.
— Ну, вот и славно, — сказал добрый старина Пэрри, — вы меня узнаете, это хорошо. Но лучше все же лежите смирно, вы чуть не раскроили себе череп.
— Сотрясения j нее нет. — Джон сидел на палубе рядом со мной. Он тер запястье и смотрел на меня со злостью, как горгулья [21] на
21
Элемент готической архитектуры — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры, нередко со злобным выражением лица.
— Конечно, — согласилась я, — ведь это ею вы сбили меня с ног. Уж мне ли вам не поверить!
— Кажется, я сломал руку, — повторил Джон.
Как в добрые старые времена: я повержена и разбита, а Джон жалуется.
— Черт бы вас побрал, зачем вы это сделали? — Я села и обхватила затылок руками. — О-о-о!
Пэрри обнял меня за плечи мужественной рукой и прижал к себе.
— О-о-о! — снова взвыла я.
— Я отнесу вас в медицинский кабинет, — заявил Пэрри.
— Нет, не отнесете. У меня ведь нет сотрясения, — я указала на Джона, который продолжал нянчить свою руку, — а вот его надо отнести. Несите, а я буду поддерживать за ноги, и по дороге мы сможем несколько раз как следует уронить его.
Уголки губ у Джона слегка изогнулись, но он ничего не сказал. Я увидела Мэри, прижавшуюся спиной к перилам, руками она закрыла рот, в широко распахнутых глазах застыло выражение ужаса. Увидела я и рассыпанную повсюду землю, осколки цветочного горшка и обломки жасмина, который, видимо, рос в этом горшке. Если бы меня не столкнули с того места, где я стояла, горшок угодил бы точнехонько в меня.
— О! — только и произнесла я.
— Вики, не сердитесь на него. — Мэри опустилась на колени рядом со мной с другой стороны и обняла меня за плечи. Чудную картинку мы собой являли! — Это я виновата: увидела, что горшок качается на самом краю у вас над головой, и крикнула. Джон действовал инстинктивно, так поступил бы любой джентльмен.
Я сердито посмотрела на Джона. Он опустил ресницы, но я успела заметить, как потемнели от ярости его глаза, став почти сапфировыми. Мне не хотелось извиняться, в тот момент я не дала бы ему отпущения грехов, даже если бы о его добрых намерениях свидетельствовал сам папа римский.
— Что ж, — проворчала я, — большое спасибо. Сейчас голова у меня болит гораздо сильнее, чем если бы на нее действительно свалился этот маленький горшочек, а на заднице синяк величиной с супницу.
— Должно быть, вам очень больно, Вики, — посочувствовала Мэри.
При помощи Пэрри я, шатаясь, поднялась на ноги.
— Так и быть, видно, жить буду. Извините меня. Приму душ, переоденусь и попробую выяснить, кто хотел размозжить мне голову.
— Надеюсь, вы не думаете, что это случилось по чьей-то злой воле? — воскликнул Пэрри.
— Несчастный случай, — сказал Джон. — Или предупреждение.
— Предупреждение?! — Пэрри в недоумении уставился на Джона.
— О том, что жизнью следует дорожить и наслаждаться на полную катушку, пока есть возможность, — назидательно произнес Джон. — «Пока они цветут, срывай бутоны с роз. Мир полон ужасов, страданий и угроз. Никто не знает часа, когда падет топор. Жизнь в лучшем случае...»
— О, дорогой, пожалуйста, оставь это. — Мэри покинула меня и поспешила взять его за руку. — Вики подумает, что ты над ней издеваешься.
—
— Никогда, — согласилась я и позволила Пэрри увести себя.
Глава четвертая
I
Чему бы мы ни были обязаны изменением нашей программы — террористам ли, низкому ли уровню воды в Ниле, — оно оказалось весьма кстати, так как позволило мне собраться с мыслями и зализать свои раны. Я несколько преувеличила: синяк на заднице был величиной всего лишь с салатницу. Медленно погружаясь в горячую пенную ванну, я попробовала взглянуть на событие в менее мрачном свете.
Цветочный горшок не был смертельным оружием; даже если бы он приземлился прямо мне на макушку, от повреждений я страдала бы недолго. По излишне покровительственному замечанию Джона, это было предупреждением. Итак, теперь я знала: злоумышленники, находящиеся на теплоходе, едва ли хотят убрать меня насильственным путем. Их намерения были несколько неопределеннее: напомнить мне, что на корабле нет ни единого места, где я чувствовала бы себя в безопасности, что «они» могут добраться даже до моей каюты. Ведь именно под собственным балконом я стояла в тот момент, когда свалился горшок.
Слишком многие, черт возьми, имеют доступ ко мне в комнату. Я высунула из воды кончики пальцев ног и стала задумчиво их разглядывать, припоминая взволнованные лица членов команды, которых опрашивали по поводу происшествия. Пэрри настоял, чтобы я немедленно заявила о случившемся, и Хамид, помощник капитана по интендантской службе, тут же велел притащить к нему в кабинет всех вероятных подозреваемых.
Хамид отвечал за «внутренние дела» на теплоходе, он был как бы управляющим при капитане. Стройный интересный мужчина неопределенного возраста, он излучал спокойствие и уверенность человека, в совершенстве знающего свое дело. Мне уже приходило в голову, что он — загадочный агент Буркхардта: у него были ключи от всех кают и прекрасный предлог входить в любую из них, он всегда мог сказать, что проверяет работу персонала.
Если таково его прикрытие, то оно идеально. В щегольской, отлично сшитой форме, с красивой сединой на висках, он производил впечатление умелого администратора крупного отеля. Но, напомнила я себе, не только он имел ключи от кают. До того момента я не отдавала себе отчета в том, сколько в команде стюардов. Один пополнял запасы спиртного в холодильниках; он был коптом [22] , поскольку для мусульманина оскорбительно иметь дело с алкоголем; другой собирал и относил вещи в прачечную; третий заправлял постели и менял белье... Хамид выстроил всех в подобострастную шеренгу и о чем-то резко расспрашивал их по-арабски. Они многословно и страстно оправдывались. Наиболее вероятным подозреваемым был юноша по имени Али, ответственный за уборку помещений, в том числе и уход за цветами. На вид ему было не более восемнадцати — грациозный, улыбчивый молодой человек с густыми, черными, как у многих египтян, ресницами. Он все отрицал. Да, он поливал цветы и обрезал засохшие веточки, но когда покидал каюту, все было в полном порядке, он проверил, чтобы все горшки были надежно закреплены в подставках. Али заламывал руки, потом начал плакать.
22
Так стали называть египтян-христиан после завоевания Египта Византией.