Ночной поезд
Шрифт:
– Итак, – произнесла я, – она сидела в спальне, совершенно голая. В темноте. Допустим, это был тот случай, когда женщина по доброй воле открывает рот для любовника.
– Не вздумай сказать такое полковнику Тому. Он этого не переживет.
– Ладно, начнем сначала. Трейдер уходит в девятнадцать тридцать. Как обычно. И тут появляется еще один дружок.
– Понятно.
– Он хочет узнать, кто к этому причастен. Я тебе вот что скажу. Если это и вправду самоубийство, то оно вызывает массу вопросов.
Сильвера поднял на меня недоумевающий взгляд. Полиция – все равно что пехота. Наше дело – не рассуждать, а выполнять приказы. У нас даже есть на этот счет поговорка: «Разберись, что к чему, – и не думай почему».
Тут я вспомнила, что давно хотела кое-что выведать у самого Сильверы, и говорю: ты как-то трепался, будто можешь трахнуть все, что шевелится.
Ну, допустим, кивает Тони. А в чем проблема?
Да так. Неужели и к Дженнифер подъезжал?
Как же, было дело. Когда рядом такая женщина, надо хотя бы попытку сделать, чтоб потом себя не попрекать всю жизнь.
Ну и?…
Она, конечно, меня отшила, но очень вежливо.
Понятно, говорю, не дала тебе повода обозвать ее ледышкой или лесбиянкой. Или монашкой. Кстати, она была верующая?
Вроде бы нет, пожимает плечами Сильвера. Она ведь наукой занималась. Астрономией. Разве астрономы верят в Бога?
Мне-то откуда знать?
– Сэр, будьте добры, загасите, пожалуйста, сигарету.
Оборачиваюсь на незнакомый голос.
Один из посетителей.
– Прошу прощения, я хотел сказать «мэм». Будьте добры, мэм, загасите сигарету.
Со мной такое случается все чаще. «Сэр»… Когда я звоню по телефону и называю свое имя, человеку и в голову не приходит, что с ним общается женщина.
Сильвера затянулся и спрашивает:
– Ас какой стати она должна гасить сигарету?
Толстяк озирается, ищет табличку, чтобы ткнуть пальцем – и не находит.
– Видите стеклянную дверь, – говорит Сильвера, – за которой старые меню сложены?
Человек озадаченно поворачивается в ту сторону.
– Там зал для некурящих. И там вы сможете дышать полной грудью.
Бедняга плетется за перегородку, а мы продолжаем курить и пить кофе. Послушай, говорю, не могу припомнить: я сама-то по молодости к тебе не приставала? Сильвера призадумался и отвечает, что да, было дело, пару раз съездила по морде.
– Четвертого марта, – я резко сменила тему, – ведь это О'Бой ездил к Трейдеру, верно?
В тот вечер детектив Олтан О'Бой отправился в кампус, чтобы известить о случившемся профессора Трейдера Фолкнера. Вообще-то, Трейдер и Дженнифер жили вместе, но по воскресеньям он уезжал к себе, в квартиру при университете. О'Бой загрохотал кулаками по профессорской двери примерно в 23:15. Трейдер был уже в пижаме и домашнем халате. Услышав трагическое известие, повел себя недоверчиво и даже враждебно. Представьте себе картинку. Двухметровый верзила О'Бой в спортивной куртке, с «магнумом» на боку, смахивающий больше на гориллу. И университетский профессор в домашних тапочках, обзывающий его «лжецом» и «негодяем» и размахивающий жалкими кулачками.
– Точно, – подтвердил Сильвера. – О'Бой и привез его в город. Знаешь, Майк, я всяких придурков видел, но этот профессор им сто очков вперед даст. У него очки такой толщины, что никаких телескопов не надо. Сидит на скамье в коридоре и слезы по физиономии размазывает, а на локтях, прикинь, кожаные заплатки. Урод долбаный.
Спрашиваю: он тело видел?
Видел, отвечает Сильвера. Предоставили ему такую возможность.
Ну?… – спрашиваю.
Подошел, наклонился было. Но обнимать не стал.
А что говорил?
Все причитал: «Дженнифер… О, Дженнифер, что же ты наделала!»
– Детектив Сильвера?
Это Хосни: сообщил, что звонит Овермарс. Сильвера поспешил к телефону, а я собрала все, что мы разложили на столе. Таким образом дала ему на разговор ровно минуту, а потом подошла и остановилась рядом с телефоном.
– Ну, – говорю, – сколько там жмуриков с тремя пулями в голове?
– Да немало. Целых семь случаев за последние двадцать лет. Но это не предел: есть один суицид и с четырьмя пулями.
Конец ознакомительного фрагмента.