Ночной позор
Шрифт:
Я заглянул внутрь и увидел целые наслоения застывшего жира. На потухших электрических спиралях блестели капли. Закопченные плафоны из толстого стекла, обрамленные массивными алюминиевыми кольцами, смотрели насмешливо и хитро.
Я живо представил, как в этом аду, корчась, шипят пузырящиеся котлеты, горячий жир которых так и хочется залить, кажется, шампанским. Или нет? Кто «Онегина» помнит?
Мое шустрое воображение, скооперировавшись с заключенными в каждом из нас потаенными страхами, быстро состряпало такую картину: дверца духовки закрывается,
— Я туда не полезу,— предупредил я,— я тесноты боюсь. У меня даже справка имеется!..
Я монотонно скреб пластмассовой лопаткой, кривясь от ядовито-яблочного запаха моющего средства. Сверху капало. Между колен моих стоял тазик с грязной водой, в котором плавали поролоновые губки и растертые щеточки, щетинки у которых торчали во все стороны.
Размеры печи и степень ее загрязнения позволяли предположить, что возиться мне предстоит до самого рассвета. Хорошо повышение.
А тут еще гипношки, совсем здесь обнаглевшие, атакуют нещадно, только успевай отмахиваться.
Наконец я не выдержал, выбрался из печи на волю и принялся колдовать.
Эне-Бене-Раба, Квинтер-Финтер-Жаба.
Это такое особенное заклинание для выявления человеческой глупости. Хотите научу?
В лунную ночь езжайте за город, в лесополосу, найдите гнилой пень, трижды в него плюньте, облейте бензином и подожгите.
Убегая от лесника, не забудьте повторять: ой, не буду больше слушать первого попавшегося раздолбая, пускай даже и приятной, располагающей к себе наружности.
В селениях Вилларибба и Виллабаджо снова праздник… Я примерился и шарахнул в духовку зарядом молекулярного вакуума.
Тесная связь, не позволявшая молекулам жира и стали расстаться, оборвалась, и спустя секунду стенки духовки засияли первозданной чистотой.
Зато дно, только что мною опрометчиво отмытое, оказалось покрыто толстым, в несколько сантиметров, слоем.
Я почесал надбровье тыльной стороной запястья и принялся экспериментировать.
Лучше бы мне было попробовать свои силы в чем-то другом.
Скоро помещение наполнилось удушающей вонью. Это я попытался сменить структуру составляющих жир атомов, чтобы те, значит, как-то поменяли свойства.
Они и поменяли.
Моргая слезящимися глазами, я сумел запустить вытяжку. Воздух постепенно очистился, а я с тоской посмотрел на итоги своей работы. Пожалуй, закрою-ка я эту печку, пока никто не видит. Завтра меня уже здесь не будет. Сами пускай разбираются.
Главное — поставить перед собой цель и безостановочно к ней двигаться. Управившись с работой, я с наслаждением потянулся, и, пробормотав «кончил дело — гуляй смело», сбросил фартук.
Тут меня заметил студент педвуза, китчен-менеджер Василий.
— Освободился? — радостно спросил он.— Мусор теперь вынеси!
Мусор был заключен в специальные баки, разработанные капиталистическими инженерами специально для того, чтобы таскать их было как можно неудобнее.
Я перехватил бак, отчасти помогая себе телекинезом… Ладно, чего нет, того нет, схватил я бак и поволок, пользуясь исключительно скудной мышечной силой.
Как и вся западная цивилизация, наша закусочная была столь же грязна изнутри, сколь приветлива снаружи. Постерный глянец журнальной обложки сменился неприглядностью дешевой переработанной бумаги со следами от заворачиваемой в нее колбасы и рыбы.
Громыхая своим баком, я протиснулся сквозь тесный и темный проход, едва освещавшийся сороковаттной лампочкой. Стены были выкрашены тускло-зеленой краской, в лучших советских традициях. У меня в таких помещениях сразу возникают нехорошие ассоциации с казенным домом. Словно в каком-то изоляторе.
Закусочная представляла собой небольшую крепость, в центре которой прятался запакощенный внутренний дворик. Дворик главным образом служил для целей, наивному человеку могущих показаться несопоставимыми. Он использовался одновременно для отгрузки мусора и получения пищевых продуктов.
Я вывалил бак в мусороприемник, затейливый синий ящик с крышкой и колесиками, нововведение нашего коммунального хозяйства. В спине что-то хрустнуло, и я озабоченно принялся растирать поясницу. В моем возрасте пора уже начинать задумываться о своем здоровье.
В небе сияли звезды. Я поглядел на них и задумался, как же вышло, что я, такой молодой и перспективный, вожусь тут в куче мусора. Жизнь показалась мне ужасно несправедливой.
От занятных размышлений меня отвлек желтый свет фар, пробившийся в щель под воротами. Просигналила машина, и ворота со скрипом поползли в стороны.
Не иначе, котлеты привезли мороженые. Или еще какую дрянь. Я поспешно подхватил свой бак и шмыгнул с ним вместе за мусорный контейнер. А то, не дай бог, разгружать припрягут.
Во двор, перевалив через асфальтовый накат, въехал газик.
Повинуясь исключительно служебному долгу и уж никак не праздному любопытству, я осторожно выглянул. Какие-то люди, плохо различимые в темноте, выгружали из машины самого странного вида тару. Как только все они скрылись в здании, я с быстротой молодой серны бросился к машине, схватил одну… вот эту, штуку, значит, и вновь оказался на своем наблюдательном посту.
В самом деле, упаковка затейливая. Глиняный, кажется, сосуд, металлокерамика, прочнее не придумаешь, крышка восковая, печать еще какая-то… И форма, не то фаллос, не то экслибрис, а может, и вовсе капоэдр, простите за выражение.
Я, недолго думая, расковырял воск пальцем. Из отверстия с легким гулом, как если в бутылку пивную дунешь, вырвалась какая-то субстанция, тут же растворившаяся.
Ну конечно, гипношки, что же еще.
Теперь ясно, откуда они здесь берутся. Мы думали, их какой-то колдун специально прямо на месте заклинает, а они вон как придумали. Я, если честно, и не знал про такое, что духов можно в банках содержать.