Ночной позор
Шрифт:
Всем известный пример с лампой Аладдина — дешевая попсня, пиарные выдумки восточных волшебников. Все бы им свою контору нахваливать. Нет, чтоб признать наше окончательное и бесповоротное превосходство. До самодвижущейся печи еще ни одна другая культура не додумалась. На этом и следует строить программу националистическим партиям левого толка.
Значит, что я могу: слинять отседова к ибеням и доложить все как есть начальству. Пускай дальше само решает, как быть.
Но есть у этого плана один существенный недостаток.
Поэтому исключительно ради вас, дорогие читатели, я сделал решительное лицо и решительно двинулся к машине, решительно чувствуя решительную решимость.
Взобраться в кузов оказалось делом нелегким. Зря я пренебрегал физподготовкой. Ать… А ведь звал же Утка в спортзал…
Сделав над собой усилие, я перевалился через бортик и поспешно пробрался к противоположной стенке, в темноту. И вовремя, уже слышались голоса возвращавшихся нарушителей.
К счастью, все сосуды с гипношками сразу выгрузили на землю, и в кузове было пусто. Створки кузова закрылись, погрузив меня в кромешную тьму. Чтобы убедиться в этом, я помахал пятерней прямо перед своим носом. Вот это я понимаю, всем выйти из сумрака. Интересно, а что у меня…
Угодив себе пальцем в глаз, я прекратил исследования окружающего пространства и сел на пол, спиной прижавшись к стенке. Снаружи еще повозились некоторое время, очевидно, занося в закусочную остатки груза. Я переживал, что хватятся похищенной мною банки, но, к счастью, обошлось, и пропажу никто не заметил.
Наконец дверцы кабины хлопнули, мотор завелся, и грузовик тронулся с места.
Сперва я попробовал считать повороты, но скоро понял, что не могу определить даже, в какую сторону движется автомобиль, и бросил эту затею.
Хороший из меня секретный агент получился, правда?
Будь на моем месте Утка, Рыбка, либо еще кто-нибудь из наших доблестных оперативников, он непременно бы разворотил отделявшую меня от водительского места стенку, захватил контроль над машиной и чёта еще бы такого геройского потом выкинул.
А ваш покорный слуга обнял руками колени и принялся терпеливо ждать, что же с ним будет дальше.
В приоткрытую дверцу были видны громоздящиеся до потолка ящики с рекламой какой-то банановой компании.
Я осторожно подобрался к выходу и провел краткую рекогносцировку.
Употребление такого сложного, красивого слова взбодрило мои мозги, помогло им размяться и собраться с мыслями.
Убедившись, что поблизости нет ни души, я выбрался из кузова, спрыгнув на холодный цементный пол. Может, сожрать десяток-другой бананов, пока никто не видит?..
Газик загнали в какой-то огромных размеров ангар, в котором когда-то что-то производили. Теперь станки вынесли, а ценную площадь отдали под складские помещения. Рыночные отношения, ничего не поделаешь.
Важно было разыскать проклятых злоумышленников. Где-то здесь, без всякого сомнения, содержались плененные в сосудах гипношки. Может, найти их и выпустить всех на волю?
А смысл? Новых наловят. Вон у них какое производство.
На самом деле мне страшно хотелось получить себе один такой сосуд. Гипношек можно будет натренировать, ну, например…
Я замечтался, представляя всю широту возможного применения этих полезных духов. Самостоятельно изловить их мне не под силу, а здесь, пожалуйста, в банке, с печатью, бери да пользуйся.
Я бы долго еще так стоял, испытывая ваше терпение, и предавался бы размышлениям. Но настала пора, как пишется в криминальных детективах о тюремной жизни, «от слов переходить к делу».
Сбросив проклятый фартук, я избавился от бэйджика и шапочки, наконец ощутив себя нормальным человеком, не испорченным новомодными корпоративными веяниями.
Нагромождения товаров образовывали целые коридоры. В конце одного такого прохода маячил тусклый свет. Так вот где окопались проклятые враги!
Прижавшись… Нет, распластавшись по фанерной стенке, я медленно приближался к ним, намереваясь тихонько подслушать что-то важное. Гвоздь. Гвоздь. Еще гвоздь… Всю куртку уже ободрал об эти ящики. Не могли упаковать по-человечески.
Темные фигуры отбрасывали в проход длинные тени.
Я осторожно подкрался и замер, весь обратившись в слух.
— …Да где они, эти йогурты? Где?
Говоривших было двое. Один высокий, крупненький, а второй низкий и маленький. Оба они, склонившись над бумагами, пытались друг другу что-то доказать.
— Зачем было молочные продукты, спрашивается, принимать? — маленький слегка подпрыгивал, стараясь оказаться с высоким на одном уровне.— Кого платить заставят, когда они испортятся? А если санстанция нагрянет?
— Никто не нагрянет,— успокаивал его высокий.— Разберемся. Зато платят хорошо. Ты бы лучше думал, что нам с ластами этими делать. Они посклеиваются скоро, сколько им лежать еще можно?
Я понял, что здесь вряд ли можно будет услышать что-то интересное и бесшумной тенью скользнул во мрак, оставив на каком-то контейнере со страшным треском оторвавшийся клок куртки.
— Эй! — крикнули мне.— А ну стой! Стоять, гля!
Я бросился прочь, натыкаясь в темноте на разбросанные как попало мешки.
Сзади тяжело топал высокий.
— Куда бежишь, дурак! — орал маленький.— Здесь все закрыто! Все равно не выберешься!
Я сосредоточенно пыхтел, не желая тратить дыхание на переговоры. Спустя несколько поворотов оторвавшись немного от преследователей, я заметался в оказавшимся тупиковым проходе и полез на штабель гипсокартонных плит, цепляясь за полиэтиленовую упаковку.