Ночной позор
Шрифт:
ЧЕТВЕРГ ТРЕТИЙ
ОВОЩНОЙ ЭНЕРГОНАДЗОР
ГЛАВА СНОВА ПЕРВАЯ
В которой я решаюсь на убийство
Я ковырял резинку на карандаше, образовывавшимися кусочками терроризируя попугая.
Птица была крупная и противная. Откуда Гоня ее приволок и с какой целью, неясно. В одно прекрасное, если здесь применимо это слово, утро на холодильнике появилась старая клетка с пожилым, отчасти говорящим волнистым попугайчиком, так и не получившим в нашем сплоченном коллективе
В ответ на мою невинную шалость — я сунул палец между прутьями, попка проявил себя сущим нигилистом, вцепившись в палец клювом. Клюв у него был острый, отваги и решимости тоже хватало. Мы некоторое время боролись, птица молча, а я со страшными ругательствами, от которых, видимо, попугай и тронулся впоследствии рассудком.
С тех пор я зарекся ухаживать за наглым пернатым, пригрозив однажды пустить его на суп. Попугай тоже затаил на меня крепкую обиду и при всяком случае, чуть только кормившая его Крошка Лили, замешкавшись, не успевала захлопнуть дверцу, выбирался на свободу и атаковал меня с воздуха.
Долго так продолжаться не могло.
У меня скоро тик нервный появится, я уже щуриться начал одним глазом (какова фраза?!) и голову в плечи втягивать, ожидая ежеминутного нападения.
Или он, или я.
На кого бы вы поставили?
Ага, нет чтоб мой боевой дух поддержать…
Способов избавления от паскудной птицы мой криминальный ум придумывал во множестве. Что я только не замышлял. И пожар в конторе устроить, вроде как случайно, и отравить птицу дихлофосом, и завести, на худой конец, кота…
Главной причиной, предохранявшей попку от гибели, было постоянное присутствие третьих лиц, в частности Гэндальфа и Крошки Лили. Мне почему-то казалось, что они ни за что не допустили бы убийства.
Да и вообще. Такие скользкие дела мы, прожженные жизнью парни, предпочитаем обделывать под покровом ночи.
Трепещи, пернатый!
Лето, лучшее время года, пора отпусков, липкого асфальта и жаркого солнца.
Особенно приход его чувствовался в тихом дворике под нашими окнами, заметно повеселевшем. Непролазная грязь превратилась в утоптанную землю с тут и там пробивавшейся сквозь нее растительностью, деревья оделись листьями и давали изумрудную приятную тень. На лавочках сидели старики, в песочнице среди окурков возились дети.
Ночка выдалась темная, как раз для задуманного мной черного дела. Хотя нет, дело у меня уже было, так напишу «плана».
Черный план, нормально звучит. Кто здесь по плану прется? Нужен такой, чтоб завтыкало. Колпака на четыре, нормально, на толпу расслабиться. Фольга у меня есть, бутылку пустую найдем, не проблема…
Мое чувствительное сердце не вынесло бы убийства клювастой скотины с горящими глазами и когтями, как у сокола или там орла.
Я решил, что довольно с попугая будет просто свободной жизни, пускай полетает малость на воле. Выкину его в окно. Если и вернется, то вернется присмирелый, отведав тягот суровой уличной жизни.
Поеживаясь, я перебежками двигался к нашему офису. Воспоминания о постигших меня в лабиринтах Контроля приключениях навеки засели в душе, оставив там неизгладимую психическую травму. Как ни увижу пустой коридор, все мне ужасы начинают мерещиться…
Ага, вот наша дверь.
Я нашарил замочную скважину и воткнул в нее ключ, но он не провернулся. Замок был открыт.
Так, здорово. Сейчас я еще вора героически обезврежу. Чем бы таким еще заняться, кроме как, рискуя жизнью, Гонино имущество охранять, даже не знаю.
Но это я так, бурчу, а проверить в самом деле надо. Тем более что скорее всего это я просто позабыл дверь закрыть. С кем не бывает?
Набравшись откуда-то решимости, я повернул ручку и заглянул внутрь. Над порогом шефового кабинета пробивалась тонкая полоска света.
Бесшумно, как тень, на цыпочках прокравшись через комнату, задев по дороге несколько кресел и опрокинув корзину для бумаг, я присел у самой двери на корточки и попытался разглядеть что-то в замочную скважину.
О последствиях этого поступка следовало бы подумать заранее. Наш человек, как известно, именно задним умом необычайно крепок. Это не значит, что думаем мы задницами, это в смысле, что только потом обычно приходит озарение, как именно нужно было…
Дверь распахнулась так быстро, что я не успел отпрыгнуть. Последнее, что я запомнил,— кроссовок тридцать шестого размера, по заранее намеченной траектории быстро сближающийся с моей переносицей.
Ба-бах!
ГЛАВА ВТОРАЯ
В которой ситуация чуть проясняется
Ой. Пора увольняться с этой работы.
Я издал неопределенный звук, горлом издал, если вы что-то не то подумали, и попытался сесть.
Больно-то как!
Гонин компьютер работал, а за столом шефа сидела Крошка Лили в облегающем, черном, как в кино, костюме. Крошка Лили увлеченно щелкала клавишами, не обращая на меня никакого внимания.
Самое время, чтобы овладеть ситуацией.
Я, кряхтя, потрогал опухший нос. Дадыбать будед дедедю. До ездь… То есть заживать будет неделю. Даже и не заживать вовсе, а просто опухоль пока спадет…
Ой, кажется, кровь капает! Уже голова закружилась… Может, обратно в обморок упасть?
Это кто нюня? Я — нюня? Да я, чтоб вы знали…
— Проснулся? — не оборачиваясь, произнесла Крошка Лили.
Я засопел, выражая таким образом горячий протест против применения в отношении себя грубой физической силы. Я натура нежная, художественная, со мной иначе надо. Это ясно даже из моей манеры изъясняться.
— Ты че, сдурела? Чуть без носа не оставила!
— Заткнись,— коротко бросила Крошка Лили.
Я сопоставил наши силы. Это у нее ствол рядом с клавиатурой лежит? Придется сменить подход.
— Может, расскажешь, чем я заслужил такое? — жалобно спросил я.
— Ты — ничем. Виновата вся ваша братия,— немного резче, как мне показалось, чем того требовала ситуация, сказала Крошка Лили. Видимо, этот вопрос она принимала очень близко к сердцу.
Раз уж все равно мне никуда отсюда не деться, надо хоть выведать, чего ей понадобилось здесь среди ночи. Какой бы вопрос такой похитрее задать?