Ночной позор
Шрифт:
— Их два у меня…— Михалыч запнулся.— Осталось. Стратегический бомбардировщик, «тушка», и «сухой». Устаревшие уже, но…
— А можно…
— Нельзя,— сказал Утка.— У них даже двигатели пускать опасно. Это тебе не «Запорожец» в гараже… Сколько лет техники не смотрели.
— Ну хоть в кабине посидеть?
— В кабине посиди. Только как ты в нее залезешь?
— А я стремянку дам,— Михалыч толкнул Утку локтем в бок.— А то ты сам у меня сорок лет назад на кнопку понажимать не просился?
— Какую кнопку? — Я навострил
— Такую кнопку,— перекривлял Михалыча оперативник.— Красную. Мы тогда в Казахстане на одном объекте…
Тут Михалыч принялся кашлять и стучать ладонью по столу. Утка опомнился и, собравшись, проговорил:
— Ладно, идем, покажешь пацану самолет. А я автобус в стойло загоню, что ему на трассе светиться…
Я сумел, после некоторого замешательства, отодвинуть фонарь кабины и влезть в кресло пилота. Даже мне оно показалось немного тесноватым. Интересно, каково Утке было бы?
Сколько кнопочек интересненьких! Я по всем правилам пристегнулся, пошевелил переключателями, затем ухватился за штурвал и с удовольствием принялся его вертеть, одновременно нажимая педали.
Заходим на атаку! Первый, я прикрою! У-у-у-ж-дж-дж-дж… Тра-та-та-та-та! Туда ему и дорога. Где здесь ракеты запускать?
— Наигрался? — спросил Михалыч.— Пойдем, я тебе еще одну штуку…
Неожиданно двери ангара прошила автоматная очередь. Михалыч упал.
Я попытался выбраться из самолета, но стремянка свалилась от моего неловкого движения. Оставалось одно — прыгать на бетонный пол, рискуя сломать лодыжку. Однако я слишком замешкался. Несколько машин, как в кино, проломили ангарные ворота и въехали внутрь, с визгом затормозив на скользком бетоне.
Ни на что уже особо не надеясь, я нажал гашетку. Пулеметы, конечно, оказались не заряжены. В отчаянии я заметался, если можно так выразиться, руками по приборной доске, нажимая и дергая все подряд рычажки и кнопки. Может, хоть выхлоп какой удастся пустить.
К великому счастью, мне этого не удалось. Да и горючего в баках, наверняка, не было. К каким последствиям привел бы запуск реактивного двигателя в тесном ангаре, думаю, говорить не стоит.
Вместо этого я привел в действие механизм катапультирования.
Если вдруг окажетесь в реактивном истребителе, ни за что не дергайте без нужды рычаг под креслом.
Послышался негромкий хлопок, будто вынули пробку из шампанского, и я с потрясающей медлительностью вознесся ввысь.
Позвоночник сдавило, будто гармошку. Мелькнули изумленные лица повыскакивавших из машин ребятушек. Медленно вращаясь, мое кресло возносилось к потолку, в который ему предстояло в ближайшие мгновения врезаться.
Этим и объясняется интерес, с которым я изучал его устройство. На железные балки были брошены шиферные листы, черные от времени. Если повезет трахнуться в один из них — считайте, я…
Тут кто-то на небесах убрал палец с кнопки замедленной перемотки, время взбрыкнуло и понеслось вперед, наверстывая упущенное.
Мы вместе с креслом врезались в шиферину, пробили ее, даже не заметив препятствия, и на секунду зависли на фоне звездного неба. Я полюбовался открывшимся видом, луной, услышал далекий лай собак.
Кресло решило, что пришла пора расставаться.
Оно улетело прочь, я покувыркался в воздухе и упал на пологую крышу соседней постройки. Запутавшись в накрывших меня сверху шелковых нитях, я покатился вниз, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Мои усилия привели к тому, что когда крыша кончилась, я не слетел с нее по пологой параболе, а свалился, как мешок с мукой.
Наглядность этого сравнения оставляет желать лучшего, но учтите, что мне пришлось выдумывать его, покачиваясь метрах в трех от земли на зацепившихся за что-то парашютных стропах. Я висел, несколько ошеломленный падением, но, главное, целый и невредимый.
Пару синяков и ушибов — то не в счет. Разве мы, настоящие мужчины, обращаем на такие пустяки внимание?
Да будь это в кино, я бы еще стропы перегрыз и побежал проклятого врага мочить в сортире, как завещал нам великий… великий…
С крыши как нельзя лучше было видать с таким эффектом покинутый мною ангар. Оттуда слышались выстрелы и отчаянные вопли. Похоже, наши преследователи наконец добрались до Утки.
Или наоборот, Утка наконец добрался до наших преследователей.
Время покажет.
Я болтался под крышей уже третий час, откровенно замерзая. Незадолго перед рассветом начал срываться дождь. Я воспринял это как последнее издевательство, которое природа может позволить себе над человеком в моем положении.
Чем закончилось сражение в ангаре, до сих пор неизвестно. Потому что с того момента, когда стихло эхо последнего выстрела, я не слышал вообще ни звука и не видел ни единого живого человека.
Здорово будет, если все полегли. Как мне тогда прикажете выбираться из этой передряги?
Сперва я предпринимал попытки к спасению, пытаясь ухватиться за стропы и влезть по ним обратно на крышу.
Мои усилия привели к тому, что наверху со скрежетом прогнулась какая-то железячка, и натяжение строп с одной стороны ослабло.
Я взглянул вниз и понял, чем это может мне грозить. Внизу была погибель. Там был твердый асфальт и пустая бочка из-под солярки.
А-а-а-а!
— Ты че орешь?
Утка! Вот кого я всегда рад видеть! Особенно когда под крышей как следует повишу. Повисю.
— Ты где был? Я тут… Я тут…
— Тебя искал,— отозвался оперативник. Голос его доносился сверху. Утка бродил по крыше, гулко топая по гудящим железным балкам. Он ухватился за парашют и в несколько резких рывков выдернул меня к себе.— Все окрестности обегал. Пока вопли твои не услыхал дикие…