Ночной шторм
Шрифт:
— Это был ее преподаватель из полицейской школы. Отец двоих детей. Такая трагедия. Он не должен был быть здесь…
Помолчав, комиссар прибавил:
— Слава богу, Тильда жива. И справилась с заданием.
— Да, она молодец, — сказал Йоаким, открывая входную дверь. — У меня есть кое-что, что я хотел бы вам показать. Посмотрите?
— Конечно, — кивнул Хольмблад.
Йоаким пригласил комиссара в кухню, где быстро освободил стол.
— Вот, — сказал он, кладя на стол пакет с курткой Этель и предмет, найденный за подкладкой. Это была позолоченная
— Что это? — спросил Хольмблад.
— Я не уверен, но мне кажется, что это улики.
После отъезда Хольмблада Йоаким взял рюкзак и пошел по снегу к северному маяку. По дороге он бросил взгляд в сторону леса. Большинство деревьев выдержали шторм, за исключением пары старых сосен, поваленных ветром.
Белые башни возвышались на фоне синего неба. Еще не добравшись до дамбы, Йоаким понял, что попасть внутрь будет трудно. Волны заливали подножия башен во время шторма, и теперь они были покрыты толстой коркой белого льда. Она как гипс охватывала башни плотным кольцом.
Опустив рюкзак на снег, Йоаким расстегнул молнию и достал из внутреннего кармана ключи от маяка, большой молоток, монтировку, масляный спрей и три термоса с горячей водой.
Полчаса ушло у Йоакима на то, чтобы очистить лед с двери и отпереть замок. И на этот раз ему не удалось полностью открыть дверь, поэтому пришлось пролезать в узкую щель. Протиснувшись внутрь, Йоаким включил принесенный с собой карманный фонарик.
Эхо его шагов уносилось далеко вверх по винтовой лестнице, но других шагов слышно не было. Чтобы не потревожить души прежних смотрителей маяка, Йоаким не стал подниматься вверх по лестнице.
В ушах у него звучали слова Герлофа Давидсона: «Я в этом сомневаюсь. Мой брат никогда ничего не выбрасывал… У него были ключи от маяка, наверняка картины все еще лежат там».
Под лестницей Йоаким увидел деревянную дверь, которую заметил еще в прошлый раз, когда был здесь. Он без колебаний открыл ее и, пригнувшись, вошел внутрь.
На стене висел календарь на 1961 год. На полу Йоаким увидел канистры для бензина, пустые бутылки и старые фонари. Все это напоминало мусор, скопившийся на сеновале над коровником, — но все же здесь было чище. Вдоль стены стояли несколько ящиков. Приподняв крышку самого ближнего ящика, Йоаким посветил внутрь фонариком. Внутри лежали медные трубы около полуметра длиной. Их должны были использовать на Олуддене полвека назад, но Рагнар Давидсон украл трубы и спрятал здесь. Йоаким сунул руку в ящик и приподнял одну из труб.
44
Куда мы едем? — спросила Ливия, когда они за день до Нового года выехали с хутора на проселочную дорогу.
Девочка была в плохом настроении.
— Мы заедем к Мирье в Кальмар, а потом поедем в Стокгольм к бабушке, но сначала навестим маму.
Ливия, ничего на это не сказав, положила руку на клетку Распутина и устремила взор в окно.
Через пятнадцать минут Йоаким припарковал машину у церкви в Марнэсе. Выключив мотор, он взял пакет из бардачка, вышел из машины и направился к калитке.
— Вы идете? — спросил он через плечо.
Раньше он не мог заставить себя прийти сюда, но решил, что теперь пора. Кладбище было укрыто снегом, но дорожки вдоль могил недавно расчистили.
— Далеко идти? — поинтересовалась Ливия, когда они огибали церковь.
— Нет, мы уже почти пришли, — ответил Йоаким.
Еще через минуту они стояли перед могилой Катрин, засыпанной снегом. Из-под сугроба виднелся только краешек памятника, и Йоаким нагнулся, чтобы стряхнуть снег.
«Катрин Лунный свет Вестин» и даты рождения и смерти.
Сделав шаг назад, Йоаким встал между Ливией и Габриэлем.
— Здесь покоится мама, — тихо произнес он.
Дети стояли словно оцепенев. Никто не произнес ни слова.
— Здесь красиво, да? — нарушив тишину, сказал Йоаким.
Ливия молчала. Габриэль отреагировал первым.
— Мне кажется, маме холодно, — проговорил он.
И, подойдя к могиле, начал молча расчищать снег.
Сначала с памятника, а потом и с земли перед ним. Показались засохшие розы. Это Йоаким положил их на могилу осенью.
Довольный своей работой, Габриэль вытер нос варежкой и посмотрел на Йоакима.
— Молодец, — сказал тот сыну.
Затем достал из пакета фонарь со свечой внутри, который с трудом вдавил в промерзшую землю. Свечи должно было хватить на пять дней. Значит, на Новый год у Катрин будет свет.
— Вернемся в машину? — предложил детям Йоаким.
Габриэль кивнул, но затем нагнулся и потянул кусок ткани, торчавший из-под снега на могиле Катрин.
Это была застывшая на морозе светло-зеленая ткань, по виду напоминавшая рукав от кофты. Йоаким похолодел.
— Оставь, Габриэль! — сказал он резко.
Напуганный сын выпустил ткань. Нагнувшись, Йоаким быстро закидал ее снегом. Затем спросил:
— Идем?
— Я хочу еще побыть здесь, — ответила Ливия, не отводя глаз от памятника.
Взяв Габриэля за руку, Йоаким повел его к выходу. Там они остались ждать Ливию. Через пару минут она их догнала, и вся семья вернулась в машину.
По дороге в Кальмар Габриэль заснул. Когда они выехали на шоссе, Ливия заговорила. Но она по-прежнему не спрашивала о Катрин. Вместо этого девочка поинтересовалась, сколько дней осталось до окончания каникул, и рассказала, чем она займется в «нулевке». Ничего важного дочь не сообщила, но Йоаким с удовольствием слушал ее болтовню.
В полдень они были Кальмаре. Дома у Мирьи Рамбе царил беспорядок. Паркетный пол покрывал толстый слой пыли, и хотя в углу гостиной стояла елка, она была без игрушек, и с нее уже начала опадать хвоя.
— Я хотела навестить вас на Рождество, — сказала Мирья Рамбе, встречая их в прихожей, — но у меня, к сожалению, нет вертолета.
Дома был ее бойфренд Ульф, который очень обрадовался приходу детей. Он повел их в кухню показывать торт, который сам готовил.
Йоаким достал из сумки тетрадку и протянул Мирье.