Ночной соблазн
Шрифт:
Гермиона зарылась лицом во все еще теплую шерсть Роуэна и прижималась к мертвому псу, пока Паратус вершил свою безжалостную месть.
Она подняла голову только тогда, когда в переулке воцарилась неестественная тишина. Рокхерст дышал хрипло и неровно, сжимая рукоять так крепко, что лезвие меча подрагивало. Однако он еще не закончил битву. Потому что размахивал мечом, вонзая его в воздух, словно его жажда крови не знала пределов.
– Остался один, – бормотал он, оглядывая
Гермиона слышала истории о внезапном безумии, охватывавшем людей, которым довелось столкнуться с несказанными ужасами. Теперь она боялась, что смерть Роуэна свела с ума Рокхерста и он уже никогда не станет прежним.
Она продолжала машинально гладить собаку, находя в этом некое странное утешение. Провела ладонью по шелковистым ушам, и слезы хлынули с новой силой.
Что станет делать Рокхерст, если рядом больше не будет Роуэна? Кто станет защищать его, стоять на страже, как это делал Роуэн?
– Полагаю, не осталось никого, кроме меня, – прошептала она волкодаву и медленно поднялась.
О, почему она не старалась узнать больше об этом мире, вместо того чтобы тратить жизнь на изучение модных журналов и светской хроники? Что она знала о подобных вещах? Ее сестра Корделия, прекрасно разбиравшаяся в литературе, сумела бы все понять и, может, объяснила бы Гермионе. Или даже подруга Гермионы Шарлотта. Практичная, здравомыслящая Шарлотта. Она бы знала, что делать.
Но она? Леди Гермиона Марлоу, с ее ужасным вкусом и равнодушная ко всему, кроме сплетен?
О чем только думали мойры, богини судьбы, уготовив ей подобную участь?
– Выходи! Я приказываю тебе выйти! – закричал Рокхерст, продолжая убивать демонов, которых видел только он один.
Гермиона закрыла рот рукой, заглушив готовое вот-вот вырваться отчаянное восклицание.
– О, черт побери, – прошептала она.
Этот безумец, этот скорбящий несчастный человек, которого она любила, похоже, забыл ее в стремлении проклясть и прикончить всех своих врагов. Ему нужно остановиться, отдать Карпио, прежде чем он покалечит кого-то или, хуже того, себя.
Она бесшумно шагнула к нему, но тут же застыла, когда он располосовал пустоту перед ее лицом.
«Что ты делаешь, Гермиона? – подумала она в редком всплеске здравого смысла. – Он, вероятно, сразу убьет тебя…»
Она оглянулась на Роуэна и вздрогнула. О Господи, теперь графу ничем не помочь!
– Рокхерст! – дрожащим голосом позвала она. – Это я… Леди Гермиона.
Последние слова она постаралась проглотить. Бедняга и так безутешен, ни к чему ему знать правду о ней.
– Это я! – повторила она. – Твоя Тень. Я здесь. Совсем рядом!
Она прикусила губу, гадая, как выманить его из мрака, укравшего его душу.
– Рокхерст, вернись! Ты нужен Роуэну. Его необходимо похоронить, с честью. Пожалуйста, Рокхерст, уже все кончено!
Он яростно развернулся. Слишком поздно она заметила, что его глаза по-прежнему полны жутким стальным светом и что тот, кого он искал, тот «который остался» – это она сама!
И прежде чем она успела собраться с мыслями, он бросился на нее, высоко подняв меч. Горя жаждой убийства.
Женский вопль пронзил тьму, сгустившуюся над Паратусом. Перед глазами взорвалась яркая вспышка света, и неожиданно силы, державшие его в своей власти, исчезли, метнувшись назад, в ту адскую нору, откуда вышли, оставив дрожащего, шатавшегося, ослабевшего Рокхерста.
Что тут произошло?
Граф пытался дышать, но легкие горели огнем. Наконец очень медленно зрение прояснилось, и он увидел Роуэна, неподвижно лежавшего на брусчатке.
И только тогда он вспомнил все.
Тьма снова угрожающе надвинулась на него, принося с собой ненависть и бешенство, которых он не ведал доселе. Но как ни странно, он приветствовал их, потому что они ограждали его от безумной скорби по павшему другу.
Граф снова взглянул на Роуэна и упал на колени, опираясь на Карпио.
Паратус не причинит зла. Не причинит зла…
О Господи, что же он наделал?
Рокхерст открыл глаза и огляделся. Никого. Только труп Роуэна и десять пыльных куч. На какой-то момент он ощутил злорадное удовлетворение.
Пока не увидел на камне ярко-красное пятно крови.
Кровь?!
Но дерга, умирая, превращаются в пыль. У них нет крови.
Зато кровью истекают люди. Сердце судорожно сжалось. Граф вскочил, ловя губами воздух.
– Тень! – позвал Рокхерст, отчаянно обшаривая глазами переулок. И хотя знал, что не сможет ее увидеть, все равно искал.
О Господи, он убил ее!
Убил так же яростно, как уничтожил клан Дабгласа.
Все еще шатаясь, он нерешительно шагнул вперед, в направлении улицы, где, словно факел, горел фонарь. Под ним обнаружилась еще одна лужица крови, а дальше еще…
Она двигалась. Он не убил ее.
И он пошел бы по кровавым следам, если бы не услышал ее голос, словно донесшийся на крыльях ветра.
– Возвращайся. Ты нужен Роуэну. Его нужно похоронить. С честью. Пожалуйста, Рокхерст, все уже кончено.
Это она взывала к нему. Вытаскивала из мрака. И думала только о Роуэне.
Он оглянулся. Роуэн… нет! Это не может быть правдой.
Спотыкаясь, он вернулся в переулок. Упал на колени и зарылся лицом в мягкую шерсть. Потом поднял погибшего друга и прижал к себе.
И тут Рокхерст сделал то, чего не делал почти двадцать лет. С той самой ночи, когда нашел убитого отца и принес его изрубленное тело домой, где ждала убитая горем мать.
Паратус заплакал.