Ночной звонок
Шрифт:
Оставив велосипед во дворе, парень потопал по деревянной решетке у крыльца и сразу же услышал за дверью быстрые и легкие шаги. Дверь распахнулась, и вот на пороге Даша — смешливая, с огромными синими глазами, восхитительным носиком-пуговкой, густыми черными бровями, похожими на крылья буревестника (есть такая морская птица, воспетая Максимом Горьким). Брови Даши всегда пугали Аркадия. Друзья шутили: «Аркаша, прозеваешь, и улетит твоя Даша на своих бровях-крыльях, не догонишь, не вернешь!»
Аркадий уверен, что сегодняшнюю встречу он не упустит,
— Здравствуйте, — сказал он строго, прислушиваясь, высматривая, есть ли кто дома.
— Здравствуй, — улыбнулась Даша, и маленькая родинка утонула в ямочке на щеке. Аркадий не мог не ответить такой же улыбкой, забыв о своем намерении быть серьезным и вообще солидным.
Даша пригласила гостя в свою комнату, пахнущую чем-то таким волнующим, что у парня голова пошла кругом, кровь застучала в висках.
Они сели за стол друг против друга, улыбаясь, смотрели прямо в глаза, переговаривались без слов. Руки Даши, маленькие, белые, чуть-чуть полные, лежали на столе. Аркадий положил ладонь на кисть Дашиной руки, спрятал в кулаке.
— Я на велосипеде, — выдавил он, наконец, из себя совсем не то, что хотел сказать. — Взял и волейбольный мяч.
— Хорошо. Значит, поиграем. Только поздно уже.
— Да. Но это ничего.
— Тогда я переоденусь. Ты посиди здесь, я быстро.
Даша выпорхнула из комнаты, предварительно положив на стол сто раз уже листанный ранее Аркадием альбом. Но парень с удовольствием потянулся к нему в сто первый раз. Перелистал. Под одной незнакомой фотографией торчал высохший розовый цветок. Ни фотографии, ни цветка в прошлый раз здесь не было. У Аркадия стало тоскливо на душе. Он вдруг вспомнил, что это тот самый цветок, который подарил он Даше в день отъезда на место работы. Почему он оказался подоткнутым под портрет незнакомого парня?
Аркадий с сердцем отодвинул к краю стола альбом, отвернулся к окну. Даша вбежала в комнату, глянула на насупившегося Аркадия, обо всем догадалась.
— Не узнал? — прыснула она.
— Кого? — откликнулся сухо Аркадий и даже не повернул головы.
— Братишку моего.
Аркадий резко повернулся, вгляделся в фотографию.
— Разве это он? — спросил он, и губы его вопреки желанию расплылись в улыбке..
— Он, он. Вырос, совсем большим стал. Вчера вот даже напился. Хорошо, что мамы не было дома, я его быстренько уложила в постель, непутевого.
— А цветок?
— Тот самый. В память о том вечере сохранила. На счастье.
— А-а-а, — Аркадий виновато вздохнул. Даша вдруг расхохоталась. Она смеялась звонко, заливисто, всем лицом, всей грудью.
Аркадий вскочил, схватил Дашу за руки, притянул к себе, прошептал:
— Даша, а Даша, выходи за меня замуж!
Девушка перестала смеяться, уставилась на парня с веселым удивлением. Вдруг лицо ее стало напряженным, брови сдвинулись.
— Как это? О чем ты? — спросила она, не отнимая рук.
— Надоело скучать, страдать, слышишь? Зачем себя мучить? Давай вместе жить, — выпалил Аркадий и побледнел.
— Какой ты сегодня, Аркаша.
— Какой? Ну, какой?
— Мелешь не знай что. Разве можно об этом так вот, вдруг. Надо бы в другой раз.
— Не могу я больше откладывать. Я люблю тебя, Даша. Будь моей женой.
— Аркаша! — Даша вырвала руки, сложила их на груди, подражая матери, отошла к окну, сказала обыденным голосом:
— Это все очень и очень серьезно. Ты подумал, что на свете бывают — и часто! — несчастливые семьи? Не успеют люди сойтись и уже расходятся. Почему, ты не задумывался, Аркаша? А ведь все они до женитьбы клялись друг другу в любви. Ты подумал о том, что мне предлагаешь?
— Да, Даша, — испугался Аркадий тона и самой неожиданно казенной Дашиной речи. — Я все обдумал. Любовь бывает разная. Я тебя люблю сильнее всех, крепче всех, надежнее всех. Вот увидишь! Ты не пожалеешь, что я тебя полюбил, — закончил он и опустил глаза. Аркадий был обескуражен поведением Даши, невольно впал в то, что сам же называл презрительно демагогией, краснобайством. Даша, казалось, решила доконать его, книжно и нудно продолжала:
— А что такое взаимная любовь? Как узнать, хватит ли в нас сердечного тепла на всю жизнь, чтобы согревать друг друга?
— Даша! — взмолился Аркадий. — Я прошу тебя, пожалуйста, не говори так! Что это с тобой? Словно нарочно разыгрываешь меня. Не надо, Даша.
— Не знаю, не знаю. Ведь я серьезно хочу все обсудить. Иначе только и слышишь о разводах.
— Что ты, Даша! Да я, я... на всю жизнь. Вот увидишь. Только скажи: «Да!»
— Не знаю, Аркаша. Замужество — дело серьезное, не следует торопиться. Надо присмотреться, взвесить все.
Аркадий повернулся к Даше боком, насупился.
— Может, ты уже присмотрела другого, а теперь взвешиваешь?
— Замолчи! Вот, видишь, в тебе уже ревность заговорила.
— Нет, что ты, — деланно повеселел Аркадий. — Это я просто так. Разыгрываю тебя. Ну, Даша, зачем же откладывать? Если ты любишь меня, вот моя рука, — Аркадий протянул руку.
— Не торопись, — Даша отвела его руку. — До осени подождем. А до той поры ты сошьешь себе в комбинате новые сапоги. Это — чтоб плясать на свадьбе.
Аркадий ничего не ответил, уставился в окно. Затем взглянул на девушку, и сердце его враз оттаяло: Даша улыбалась, прижав ладони к пылающим щекам.
— Даша...
— Аркаша.
Бросились в объятия, прильнули друг к другу.
Во дворе послышался какой-то шум и треск. Даша отпрянула от Аркадия, взбила прическу.
— Мама, кажется, пришла. Сядь, пожалуйста, за стол, возьми книгу, читай. И я буду читать.
Они чинно уселись за книги, косясь на дверь. Но во дворе шум утих, а дверь никто не открывал. Посидели еще минутку-другую, подождали. Даша встала, пошла на улицу. Аркадий за ней.
Во дворе никого не было, калитка распахнута. Велосипеда на месте нет. Аркадий бросился со двора: улица была пуста.