Ночные бомбардировщики
Шрифт:
За успешное выполнение задания Главнокомандующий ВВС всем экипажам, принимавшим участие в полете, объявил благодарность.
21
Зима 1942-1943 годов выдалась на юге непогожей, слякотной, и полк на боевые задания летал редко. Появись возможность отремонтировать изрядно подносившуюся израненную технику, подготовить как следует на земле молодых стрелков-радистов, штурманов, летчиков, прибывших на пополнение. И с заводов стали чаще присылать новые бомбардировщики. Командный состав серьезно [103] занялся обучением летного состава тактическому мастерству. И весну, когда началось решительное сражение за господство в воздухе, полк встретил с новыми силами.
Гитлеровское командование, стремясь во что бы то ни стало удержать районы Донбасса, Украины и Крыма, по-прежнему на южном крыле держало лучшие авиационные эскадры. В небе и на земле между советскими и фашистскими самолетами разгорелись ожесточенные бои. Паши дальние бомбардировщики, используя опыт удара по аэродрому Армавир, произвели массированные налеты на Сакский и Сарабузский аэродромы, уничтожив на первом 70, а на втором около 100 самолетов. В небе успешно действовали, наши истребители. К началу битвы на Курской дуге господство в воздухе советской авиацией было завоевано всюду и бесповоротно.
И чем мощнее становились удары наших войск, тем яростнее сопротивлялись фашисты. На Таманском полуострове они создали многополосный оборонительный рубеж — «Голубую линию», протяженностью по фронту в 113 км, глубиной 20-25 км, — оборудованный долговременными оборонительными сооружениями. «Голубая линия»
являлась, по мнению гитлеровских генералов, неприступным бастионом на пути к Крыму. Через Керченский пролив шло непрерывное пополнение фашистских войск техникой, оружием, боеприпасами, питанием.
Ранним утром 1 июля, возвращаясь из разведывательного полета, Семен Золотарев обнаружил у косы Чушка приткнувшиеся к берегу баржи. С них на берег съезжали машины, солдаты носили ящики, тюки.
Командование, узнав о прибывшем подкреплении, приняло решение нанести в ночь на 2 июля бомбовый удар по гитлеровским войскам на косе Чушка. На этот раз экипаж Аркатова должен был возглавить ударную группу: штурман сбрасывал рассеивающий контейнер с зажигательными бомбами для обозначения площади бомбометания. Первым осветителем цели летел экипаж капитана Маркина. За два года войны этот экипаж совершил более сотни успешных боевых вылетов и его члены зарекомендовали себя слетанным дружным коллективом, который мог в самых трудных условиях выполнять любые боевые задачи.
День выдался жарким, и хотя экипажи пришли на аэродром в шестом часу вечера, зной почти не спал. Раскаленный воздух неподвижно висел над аэродромом, и [104] авиаспециалисты трудились у самолетов, обливаясь потом. Летчики и штурманы готовились к полету молча, без прежних острот и шуток. И Семен Золотарев понял, что дело не только в зное: коса Чушка — артерия снабжения «Голубой линии» и фашисты охраняют ее несколькими десятками зенитных батарей с целой системой прожекторных полей. Риск здесь был очень большой.
— Разрешите, товарищ командир, мне несколько слов сказать, — повернулся к Омельченко заместитель по политической части капитан Казаринов.
— Скажи, комиссар, скажи, — одобрил его решение командир.
— Товарищи! — обратился к строю замполит. — До нас дошли слухи, что Гитлер отдал приказ держать Таманский полуостров до последнего солдата, не оставлять «Голубую линию». Недавно, как вам известно, экипажу лейтенанта Хрущева удалось разыскать и разбомбить головной склад боеприпасов гитлеровцев на Тамани. Фашистское командование спешит восполнить потери: из Керчи на косу Чушка срочно доставляются кораблями и баржами боеприпасы, боевая техника, горюче-смазочные материалы. Надо сделать так, чтобы эти боеприпасы и техника не дошли ни до складов, ни до «Голубой линии». И верю, мы сделаем. — Казаринов повернулся к Омельченко: — Прошу, товарищ командир, доверить мне лететь первым, осветителем цели...
И хотя замполит просился на боевое задание не впервые — он летал в сорок первом на бомбежку танковых колонн и переправ, в сорок втором в составе флагманского экипажа подавлял ПВО противника, производил разведку в его глубоком тылу, — Золотарев был несколько удивлен Решением Казаринова. Ведь совсем недавно замполит попал под бомбежку, контузило его, правда, легко, но голова стала побаливать частенько и врачи не рекомендовали ему летать. Да и на земле у него было забот невпроворот: прибывало
молодое пополнение и за политическую и психологическую подготовку ответственность нес он, замполит...
Омельченко раздумывал, пристально и, как показалось Золотареву, недоверчиво глядя в глаза капитана. Потом перевел взгляд на строй. Золотарев тоже посмотрел на лица своих однополчан и к своей радости отметил, что прежней вялости или скованности на них будто не бывало. То ли речь замполита, а главным образом его решение [105] лететь подняли настроение однополчан, вселили в них уверенность за успешный исход полета. Командир тоже понял это и сказал с одобрением: — Доверяю, Филипп Пантелеевич. Летите первым!
22
Экипаж Аркатова взлетел три минуты спустя после экипажа Артемьева, в котором путь к цели прокладывал замполит капитан Казаринов. На западе небо еще не померкло, у горизонта нежно розовела полоска зари. Золотарев сделал промер ветра и посматривал вниз, где в предвечерних сумерках еще различались темные пятна лесных массивов, светлые полоски шоссейных дорог и извилистые ленты рек. Ни одного огонька не светилось окрест. Пустынной и безжизненной казалась земля.
Впереди показалась береговая черта — неровный берег Азовского моря. Дальше простиралась однотонная черная гладь, незаметно сливающаяся с темно-голубым небом. Закат погас. Высоко над головой мерцали холодные далекие звезды.
«И все же зря полетел замполит, — подумалось Золотареву. — Тут со здоровой головой все идет кругом, особенно когда лупят зенитки, вокруг шныряют истребители, а с больной и вовсе соображать трудно. А от его расчетов, точного выхода на цель и ее освещения зависит результат работы всей группы».