Ночные гоцы
Шрифт:
В прозрачном воздухе вяло колыхались на небрежно привязанных к опорам шатров шестах знамена и штандарты. Выше всех, как и подобало, развевалось лимонное знамя Кишанпура, рядом висели тускло-пурпурный флаг Джамалпура, такой же степенный и величавый, как само княжество, и испещренный тигровыми полосами штандарт Лалкота, вся история которого представляла собой мрачный список убийств, предательств и насилия. В английском городке порыв ветерка всколыхнул над шатром комиссара самый большой британский флаг, какой Родни когда-либо доводилось видеть. Внезапно он расхохотался и подтолкнул локтем Джеффри — «Юнион Джек» висел вверх ногами. Слон остановился; погонщик окрикнул его и что-то проворчал: слон переступил с ноги на ногу и медленно опустился на колени. Они прибыли.
Позже, когда солнце уже село, Родни вышел из своей палатки и спустился сквозь лагерь к реке. У самого водопада возвышался холм, с которого река была видна на целую милю. Там он и сел под диким лаймом и подставил ветру влажные от пота волосы. Река текла между низких, поросших кустарником берегов: выше по течению она достигала четырехсот ярдов в ширину и казалась мелководной. Оставаясь столь же широкой, она плавно вливалась в разлом в базальтовой скале и спадала со стофутовой вышины шипящей льдисто-зеленой завесой. Внизу берега резко смыкались, заставляя реку мучительно пробивать себе путь через узкое ущелье. Заходящее солнце слепило Родни и золотило висевшую над истоком водопада дымку.
На другом берегу человек склонился с серпом над крохотным полем, примостившимся на склоне утеса. Вдали, ярдах в трехстах от истоков водопада, судя по всему, виднелась принадлежащая ему хижина и от нее к северу относило клочья дыма. Родни увидел, как мимо хижины к реке протащилась запряженная буйволами повозка. До него донеслись слабые крики погонщика, загонявшего буйволов в воду. Там должна была проходить дорога — за повозкой тянулось облако пыли. Он оглядел на берег, на котором сидел: так и есть, другая хижина и стоит прямо напротив первой — верный признак брода. Похоже, им можно пользоваться только в разгар сухого сезона. Интересно, много ли путников пыталось пересечь реку, когда вода уже поднялась? Скольких из них течением унесло к водопаду и сбросило вниз? Родни откусил конец чируты и опустил веки…
… Главнокомандующий армии Его Высочества Раджи Кишанпура. Генерал-майор Родни Сэвидж. Генерал-майор сэр Родни Сэвидж, и может быть, если Королева одобрит его деятельность в Кишанпуре, — кавалер ордена Бани. Четыре тысячи рупий. Четыреста, плюс четыреста, плюс четыреста, плюс — и так до бесконечности. Слишком много денег, слишком большая ответственность. Он не справится.
Черт побери, конечно, справится и справится хорошо! Ему не придется отчитываться перед деваном, этим грязным мудаком — он будет ответственен только перед Шумитрой. Придется наконец признать — поданные ее ненавидят, и чем лучше он будет делать свое дело, тем прочнее будет ее власть над ними. Но подобные мысли — просто глупость. Если уж Компания намерена признать ее правительницей до совершеннолетия сына (а генерал-губернатор устами вице-губернатора только что объявил, что это именно так), то не найдется на земле силы, способной помешать ей править. Он просто будет выполнять свой служебный долг, причем поле деятельности у него окажется во много раз больше, чем он сможет когда-либо достичь на службе Компании. Он разом преодолеет тридцать лет паралитической выслуги, и займется делом, пока у него есть еще к нему интерес. Большое, волнующее, требующее полной отдачи дело: выжечь продажность в самом гнезде продажности. Шумитра, должно быть, понятия не имеет о всех вымогательствах и надругательствах Девана, иначе она давно бы вышвырнула его вон… Превратить несколько тысяч человек в умелых и уверенных в себе солдат, солдат, достойных этого звания, в боевой братство, спаянное, подобно сипаям, дружбой и доверием, в силу, способную противостоять любому врагу.
И тут он осекся, и в недоумении потряс головой. Кишанпуру не угрожали никакие враги. Столетие или больше назад, когда англичане еще не утвердили повсюду свою верховную власть и Индию терзали междоусобицы раджей, — другое дело. Да, в ту пору, видит Бог, ему нашлось бы тут занятие — тогда существовал спрос на джентльменов с размахом и вкусом к приключениям. Французы, итальянцы, португальцы, ирландцы — кто только не вписывал свои имена и имена своих нанимателей в карту Индии. Но теперь армия Кишанпура может понадобится только для парадов — дорогая и бесполезная игрушка, из тех, какими любят забавляться раджи. На рани это не похоже. Он снова потряс головой.
Впрочем, не все ли равно. Он сможет жить в роскоши и уйти в блистательную отставку, весь увешанный пожалованными ею наградами — к которым, быть может, прибавится еще и алая лента от Королевы. [37] Придется ли это по вкусу Джоанне? Каково будет Робину расти вдали от всякого английского общества те несколько лет, что остались до отправки его на родину? Родни мог бы отослать их домой немедленно… Он резко оборвал себя и уставился на воду. Джоанна не хотела возвращаться в Англию и он не имел никакого права решать за нее, ехать ли ей. Ей понравится размер жалованья, но явно не понравится то, что она будет единственной англичанкой в Кишанпуре. Он тревожно нахмурился — рани не станет возражать, если Джоанна вовсе не приедет. И у Робина не будет друзей-англичан. А сам он навсегда расстанется с Тринадцатым стрелковым. Он может многого добиться с кишанпурской армией, но никогда ему не сделать ее Тринадцатым стрелковым. Это решало дело.
37
Красная лента кавалера ордена Бани.
— Капитан Сэвидж, мне необходимо с вами поговорить.
Он вздрогнул, поднял глаза и с трудом подавил желание выругаться. Под деревом в рыжеватом платье стояла Кэролайн Лэнгфорд. Он стал приподниматься, но она потрясла головой и присела с ним рядом. Также, как он, она сначала медленно обвела взглядом яркие шатры, зеленый водопад и алое закатное небо.
Она сказала:
— Даже «Поле в Золотом Одеянии» [38] вряд ли было красивее… Но я хотела поговорить вовсе не об этом. Вчера мы с майором де Форрестом, вместо того, чтобы присутствовать на коронации, ездили в город. Мы побывали у Ситапары.
38
Намек на роскошный праздник, устроенный в 1520 году в Кале английским королем Генрихом VIII и французским королем Франциском I. Из-за парчовых палаток и шатров поле, на котором они были установлены, получило название «Поле в Золотом Одеянии».
Родни уперся подбородком в колени и обнял их руками. Ситапарой звали женщину, которая заговорила с ним из высокого окна в ночь мятежа; он выяснил ее имя уже на другой день, поскольку она была хорошо известна как хозяйка роскошного борделя. Вечером в субботу, рассказывая о мятеже, он упомянул ее имя, но не род занятий. Все же де Форресту следовало бы сообразить, в какого рода место он повез эту молодую особу.
Мисс Лэнгфорд продолжала:
— Конечно, я слышала о ней, когда гостила здесь в прошлый раз, но никогда не встречала. Мы спросили дорогу и легко нашли ее дом. За нами следом шел какой-то коротышка. Он казался встревоженным, но не делал попыток нам помешать. Ситапара — весьма интересная женщина. Она вовсе не удивилась, увидев нас. Мы поговорили по-французски.
— По-французски!
— Да. Она несколько лет была проституткой в Шандернагоре. [39] Капитан Сэвидж, будьте любезны, перестаньте делать вид, что шокированы. Я — взрослая женщина и проработала два года в госпитале в Скутари. Солдаты поступали из Крыма с ранениями, но половину из них приходилось лечить еще и от венерических болезней, которые они подцепляли в турецких борделях. Я не собираюсь ходить вокруг да около, и я намерена выражаться ясно. Ситапара была любовницей французского губернатораШандернагора и говорит по-французски лучше меня. Я отправилась к ней, потому что надеялась, что у нее есть доказательства того, что это Рани убила старого Раджу.
39
Французское поселение в Бенгалии, одно из немногих, оставшихся от некогда обширных владений Французской Ост-Индской компании. Подчинялось французскому генерал-губернатору в Пондишерри.
Родни, глядя на темную воду, думал: «Неужели это все-таки должно случиться?» Через пятьдесят часов после появления приглашенных на охоту англичан убийство уже воспринималось как мерзкое преступление — каковы бы не были его причины, а он в глубине души всегда знал, что Рани совершила это убийство. Он избегал думать об этом, когда решал, принять ли пост главнокомандующего. Он нашел другие поводы для отказа, лишь бы не сталкиваться с убийством, не быть вынужденным извлекать его на поверхность и созерцать его во всем его безобразии. Он пробормотал: