Ночные клинки
Шрифт:
— Глупая! — снисходительно улыбнулся Тохон. — Конечно же, я люблю тебя. Просто деньги я люблю еще больше. А тут сложились такие обстоятельства… Жрецы нашего всемогущего Индры принуждают меня покинуть город. Мы… кое-что не поделили, и я понес некоторые убытки. Уплаченная мне Нелек Кахалом цена за тебя позволит смягчить удар и начать все сызнова где-нибудь в другом месте — скажем, в Айодхье.
Наступило молчание. Из аквамариновых глаз Лиджены медленно лились слезы. Она уже не могла ни закричать, ни убежать, ни даже зарыдать в полный голос — тело стало совершенно чужим.
— Амрик,
— Да, конечно, — Амрик с готовностью вскочил, словно слуга.
Веки Лиджены смыкались, наваливалось сонное беспамятство. Однако последним усилием воли, прежде чем окончательно потерять сознание, она внесла в свой черный список еще двоих — Нелека Кахала и Амрика Тохона, поместив их вместе с императором Веледом (владыка воров был уже мертв, но девушка о том не знала) и — открывающим список ожидающих возмездия — Конаном-киммерийцем.
Амрик спокойно стоял рядом, скрестив на груди руки. Одет он был в просторный долгополый балахон светлого сукна, перепоясанный на талии роскошным, шитым золотом поясом. Приоткрылась дверь.
И вновь над Бодеем спустилась непроглядная ночь. Горожане дружно молились Индре в надежде, что всемогущий покровитель города убережет их от страшной напасти, выползавшей с темнотой на узкие мощеные улицы. Бодей вымер, словно во время эпидемий Черной Смерти. Жрецы ходили по улицам, громко призывая всех оставаться по домам и спрятать подальше все, что могло бы послужить орудием убийства, и от этого мирным обывателям становилось еще страшнее.
Конан, Пхарад и Хашдад встретили ночь в портовом кабаке — кроме как в гавани, нигде в городе подобных заведений не имелось. Кузнец и вор были угрюмы, словно плакальщики на похоронах. Еще бы! Все их усилия отговорить киммерийца от этого самоубийственного мероприятия не увенчались успехом. Конан закусил удила и, грохнув кулаком по столу, заявил, что он все равно пошел бы на это дело, даже если правящие городом жрецы не заплатили бы ему ни гроша.
— Это ведь тварь Ночных Клинков, Хашдад! — доказывал северянин своему спутнику. — Или ты решил им все простить?
Кузнец отмалчивался. Он никогда не отступал, когда дело доходило до драки; но вот вступал он в эту драку неизменно последним.
Наконец совсем стемнело. Киммериец лишний раз переобулся, проверил, не скрипят ли где ремешки сандалий, накинул просторный плащ, прицепил к поясу так удачно прихваченный в покоях Веледа меч с серебряным шаром на эфесе и шагнул к двери.
— Пора.
Пхарад с кузнецом поднялись.
— Ох, чует мое сердце — сожрет нас эта тварь! — вздохнул воришка. Колени его заметно тряслись.
— Ничего-ничего, шагай! — прикрикнул на него Конан. — Небось, как золото на три равных части делить — так ты первый, а как службу за это золото исполнить — так и душа в пятки? Ничего с тобой не сделается. Шагай, кому сказано?!
Пхарад вихрем вылетел за дверь. Рука у Конана была, как известно, тяжелая. С бешеным киммерийцем лучше было не спорить.
Они шагнули в ночь. Мягкий плащ сумрака
Они залегли в стыке трех домов, откуда просматривалась гавань и черная галера, сейчас почти растворившаяся в сумраке. Это место — удобный наблюдательный пункт — указал Пхарад. Бодейские воры частенько использовали его, высматривая наиболее ценную добычу.
Ждать пришлось недолго. Проскрипели уключины; негромко прошлепали по воде весла небольшой лодчонки. От жрецов Конан знал, что Ночные Клинки испросили себе право выходить ночью в город — якобы для того, чтобы лучше организовать охоту на демона. Кроме того, киммериец не сомневался, что верховные жрецы Индры наверняка нашпигуют весь город своими соглядатаями. Но если бы даже все до единого служители бога собрались вокруг неведомого мага Ночных Клинков, доказать они все равно бы ничего не сумели — ну, встряхнул он пустым мешком… И что такого? Может, он налагает благоприятные и способствующие отысканию твари заклятия?..
— За ним! — шепотом бросил Конан. — Но держитесь у меня за спиной! Да сохранит нас Кром от того, чтобы он заметил нас первым!
Хашдад и вор поспешно исполнили приказанное — даже слишком поспешно. Конан полагал, что эти двое могут послужить приманкой для демона — но, похоже было, что они скорее развалят все дело, чем по-настоящему помогут.
И вновь Конан крался вслед за человеком в темном плаще. Даже самое зоркое око не смогло бы разглядеть силуэт сжавшегося, готового в любой миг к прыжку киммерийца. Человек в плаще шел, не оборачиваясь, как и в прошлый раз.
Конан ощутил первый толчок какого-то смутного пока еще беспокойства. Этот парень не мог идти так уверенно!
Неужели он не знал, что его тварь едва не прикончили прошлой ночью? Едва ли с его стороны было благоразумным идти вот так беспечно, не оглядываясь и не смотря по сторонам!
А, может, все же не доводить дело до встряхивания мешочка? Может, просто прикончить этого типа? Или, по крайней мере, оглушить? А потом пусть с ним разбираются местные жрецы…
Да, наверное, это было наиболее правильным. Конан убыстрил шаг, двигаясь по-прежнему беззвучно, точно призрак. Спина незнакомца быстро приближалась.
Киммериец уже обнажил меч, чтобы плашмя опустить его на голову аколиту Ночных Клинков, когда человек перед ним внезапно развернулся — с такой быстротой, что даже стремительный киммериец не успел атаковать.
— Вот мы и встретились снова, мой дорогой Конан, — маг Пелий ощерил зубы в злобной усмешке. В следующий миг острие меча распороло его плащ. Пелий — он же Нелек Кахал, и один Кром ведает, какое из этих имен было истинным — успел отпрянуть лишь в последний момент.
— Я ждал тебя, киммериец, — сквозь зубы прошипел Пелий. — С того самого мига, как ты лишил нас Камня-Хранителя, так нужного моему Ордену! Было очень несложно поймать тебя на крючок, варвар. А теперь ты отправишься со мной и вновь займешь свое место — на гребной палубе нашего корабля! — Он высоко поднял правую руку, оставляя открытой грудь.