Ночные крылья (сборник)
Шрифт:
— Есть что-нибудь новое из парка? Говорят, эти наркотики действительно в руках Халдерсена?
— Похоже, так и есть, Тим, Я слышал, они схватили того типа, который отравил водопровод и напичкали его же амнезификаторами.
— Пора убирать оттуда Халдерсена, — сказал Брайс.
Камакура покачал головой:
— Нет еще. Полиция опасается любых действий в парке. Там все готово взорваться.
— Но если эти снадобья попали...
— Давай я позабочусь об этом, Тим. Слушай, почему бы вам с Лизой не пойти домой отдохнуть? У тебя с четверга не было ни минуты отдыха.
— Так ведь ни у кого...
— Ерунда. У всех были какие-то передышки. Теперь твоя очередь. Через худшее мы уже прошли. Расслабься, выспись, займись любовью. Узнай свою прелестную жену.
Брайс покраснел.
— Я лучше побуду здесь, пока не почувствую, что мне действительно можно уйти.
Нахмурившийся Камакура вышел переговорить с командором Браскетом. Брайс вперился в экраны, пытаясь разобраться в происходящем в парке. Минуту спустя к нему подошел Браскет.
— Доктор Брайс!
— Да?
— Вы освобождаетесь от обязанностей до среды. Возвратитесь, когда зайдет солнце.
— Минутку...
— Это приказ, доктор. Я Председатель Комитета Общественного Спасения, и я приказываю вам покинуть больницу. Вы ведь не будете нарушать приказ?
— Послушайте, командор...
— Идите! Не возражать! Это приказ.
Брайс пытался протестовать, но он слишком устал, чтобы бороться. В двенадцать часов он уже ехал домой с разламывающейся от усталости головой. Лиза сидела за рулем. Он молча сидел рядом с ней, стараясь вспомнить их совместную жизнь. Без толку.
Она уложила его в кровать. Он не мог сказать, сколько он проспал, но проснувшись почувствовал ее рядом — теплую и бархатистую.
— Приветик, — сказала она. — Вспомнил меня?
— Да, — солгал он ей. — Да, ну конечно же!
***
Мюллер проработал всю ночь и закончил каркас до рассвета. Он немного соснул и рано утром принялся наносить внутренние слои громкоговорящей краски — тысяча динамиков, размером чуть больше молекулы каждый, в квадратном дюйме — с помощью которой скульптура обретала свое звучание. Когда это было сделано, он оторвался от работы, обдумывая внешние формы, и к семи вечера был готов приступить к следующему этапу творения. Его душой овладели демоны созидания. Он забыл про еду и боялся только, что его свалит сон.
В восемь, когда он как раз преодолел инерцию предыдущей бессонной ночи, раздался стук в дверь. Стук Кэрол. Он отсоединил звонок, а у роботов не хватало ума постучать. Он с трудом открыл дверь и увидел Кэрол.
— Ну так что? — спросил он.
— Так что я вернулась. Так что все позади...
— И что же дальше?
— Можно мне войти? — спросила она.
— Наверное. Я работаю, но проходи.
— Я разговаривала с Питом, — сказала она. — Мы оба решили, что я должна вернуться к тебе.
— Ты не очень-то последовательна. Тебе не кажется? — спросил он.
— Я принимаю все так, как есть. Когда я потеряла память, я пришла к тебе. Когда я все вспомнила, я почувствовала, что должна уйти. Я не _хотела_ уходить. Я чувствовала, что _должна_ уйти. Это две разные вещи.
— В самом деле, — согласился он.
— В самом деле. Я вернулась к Питу, но мне не хотелось с ним оставаться. Мне хотелось к тебе.
— Я ударил тебя и прокусил тебе губу. Я швырнул в тебя вазу работы Минга.
— Не Минга, а К-Анг-Си.
— Извини. С моей памятью еще не все в порядке. Так или иначе, я совершал пре неприятнейшие поступки, и ты ненавидела меня достаточно сильно, чтобы решиться на развод. Зачем тогда ты вернулась?
— Ты был вчера прав. Ты совсем не тот, кого я ненавидела. Ты старый Пауль.
— Даже если ко мне вернется память об этих девяти месяцах?
— Даже тогда, — сказала она. — Люди меняются. Ты прошел сквозь ад и вышел с той стороны. Ты снова работаешь. Ты перестал быть угрюмым, гадким, замкнутым. Мы отправимся в Каракас или куда ты захочешь, ты начнешь работать и расплатишься со всеми долгами, как ты и говорил вчера.
— А Пит?
— Он расторгнет брак. Мы договорились об этом.
— Добрый старый Пит, — проговорил Мюллер и покачал головой. Сколько продлится наше счастье, Кэрол? Если ты думаешь, что до среды твое решение может вдруг измениться, лучше скажи мне об этом прямо сейчас. Тогда мне не стоит ввязываться в это дело.
— Не может измениться. Никогда.
— Даже несмотря наго, что я бросил в тебя вазу работы Ги-Ченг-Анга?
— К-Анг-Си, — поправила она.
— Точно. К-Анг-Си, — он заставил себя усмехнуться. И вдруг на него обрушилась вся усталость прежних дней и ночей. — Я вроде бы переработал, — сказал он. — Неистовство созидания во искупление потерянного времени. Давай, прогуляемся.
— Великолепно, — согласилась она.
Они вышли и нос к носу столкнулись с роботом-сборщиком.
— Зайдите вечером, сэр, — сказал Мюллер.
— Мистер Мюллер, я представляю отдел кредитных перечислений Акме Брасс и...
— Обращайся к моему поверенному, — отрезал Пауль.
С моря накатывались волны тумана. Звезд не было видно. Огни вечернего города едва проступали в белой пелене. Пауль с Кэрол неторопливо шли по парку. Он ощущал странную легкость в голове не от одного лишь недосыпания. Сон и явь слились воедино. Это были необычные дни. Они прошли в главные ворота и теперь медленно брели по площади перед музеем, рука в руке, ни слова ни говоря друг другу. Они миновали консерваторию, и тут Мюллер заметил впереди толпу, тысячи людей, смотрящих на возвышение для оркестра.
— Что это там? — спросила Кэрол. Мюллер пожал плечами. Они затесались в толпу.
Минут через десять они пробились достаточно близко к сцене, чтобы видеть происходящее. На сцене стоял высокий, тонкий человек с диким взглядом и нечесаной рыжей шевелюрой. Рядом с ним стоял маленький сгорбившийся человечек в рваной одежде, и еще с дюжину стояли с боков, держа глиняные чаши.
— Что тут такое? — спросил Мюллер соседа.
— Религиозный обряд.
— Что-что?
— Новая религия. Церковь Забвения. Вот тот — главный проповедник. Что, ничего не слыхал?