Ночные крылья (сборник)

Силверберг Роберт

– Я никогда не забуду, как мой отец впервые привел меня на коктейль. Мне было приблизительно восемнадцать лет, так что это было где-то в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году. Клуб еще не переехал в это здание, он был еще на Брод-стрит в старом здании постройки девятнадцатого века. Мы вошли, мой отец и я, в своих двадцатидолларовых костюмах и шерстяных галстуках; все присутствовавшие казались мне сенаторами, даже официанты, но никто не насмехался над нами, никто не отнесся к нам свысока. Я пил свой первый мартини и ел свое первое филе миньон, мне казалось — это экскурсия в Вахаллу, в Версаль или в Канаду. Визит в странный ослепительный мир, где все были богаты, знамениты, обладали властью. И когда я сидел

за огромным старым дубовым столом напротив отца, ко мне пришло видение. Я начал ВИДЕТЬ, я ВИДЕЛ себя стариком, таким, как сейчас, высохшим, с клочками седых волос, стариком, которого я видел и раньше и уже узнавал. И такой вот старый, я сидел в по-настоящему богатой комнате, изящной, обставленной потрясающей воображение мебелью, в этой самой комнате, где мы сейчас находимся. И я сидел за столом с человеком намного моложе меня, высоким, хорошо сложенным, темноволосым, который наклонился вперед, глядя на меня напряженно и неуверенно. Этот человек ловил каждое мое слово, как будто старался запомнить их. Затем видение прошло. И я опять был со своим отцом, и он спрашивал меня, все ли со мной в порядке. Я постарался притвориться, что мартини ударил мне в голову, и поэтому мой взгляд остановился, лицо распустилось, ведь я не пил даже тогда. И я подумал, что если я видел что-то вроде резонансного изображения себя и отца, значит, возможно, я видел, как я старый привожу своего сына в клуб «Купцов и судовладельцев» в далеком будущем. Несколько лет я старался узнать, кто будет моя жена и каким будет мой сын. А потом я узнал, что у меня не будет ни жены, ни сына. Прошли годы. И вот мы с вами здесь. И вы сидите напротив меня, наклонившись вперед, и смотрите на меня напряженно и неуверенно…

Дрожь пробежала у меня по спине:

– Вы ВИДЕЛИ меня здесь, с вами, больше сорока лет тому назад?

Он беспечно кивнул и повернулся, подзывая официанта таким царственным жестом, как будто он был самим Дж.П.Морганом. Официант подлетел к Карваджалу и склонился в подобострастном поклоне. Карваджал заказал для меня мартини (потому что ВИДЕЛ это давным-давно?) и сухой шерри для себя.

– Они здесь очень церемонно обращаются с вами, — заметил я.

– Для них дело чести обращаться с каждым членом клуба так, как будто он

– царский кузен, — сказал Карваджал, — что они говорят между собой обо мне, скорей всего, не так лестно. Мое членство в этом клубе умрет вместе со мной. Я представляю, с каким облегчением вздохнет клуб, когда маленький убогий Карваджал перестанет появляться на его территории.

Напитки были принесены почти моментально. Торжественно мы подняли бокалы, произнося тост в честь друг друга.

– За будущее, — сказал Карваджал, — сияющее, манящее будущее, — и он хрипло рассмеялся.

– Вы сегодня очень оживлены.

– Да, я чувствую себя гораздо бодрее, чем все предыдущие годы. К старику пришла вторая весна, а? Официант! Официант!

И опять торопливо подбежал официант. К моему удивлению, Карваджал заказал сигары, выбрав на подносе, принесенном девушкой, две самые дорогие. И опять эта озорная улыбка. А мне он сказал:

– Вы думаете, нам лучше сохранить эти сигары до после еды? Мне бы хотелось закурить свою прямо сейчас.

– Давайте. Кто вам мешает?

Он зажег сигары, и я присоединился к нему. Его возбуждение сбивало с толку, почти пугало. В наши предыдущие две встречи Карваджал казался выжатым, давно потерявшим силу, а сегодня его переполняла бьющая через край энергия, которую он черпал из какого-то неведомого источника. Я подозревал, что он принял какие-то странные таблетки или сделал переливание, используя бычью кровь, или подпольно трансплантировал себе органы, изъятые против воли у какой-либо молодой жертвы.

Вдруг он сказал:

– Скажите, Лью, у вас когда-нибудь были моменты второго видения?

– Думаю, что да. Но, конечно, не такие ясные, как у вас. Но я думаю, что большинство моих предчувствий основываются на отражении реальных видений — подсознательные вспышки, которые появляются и исчезают так быстро, что я не могу даже разглядеть их.

– Очень похоже.

– И сны, — сказал я. — Часто в снах ко мне приходят предупреждения и предчувствия, которые сбываются. Как будто будущее подбирается ко мне, стучит в дверь моего дремлющего сознания.

– Да, спящий мозг гораздо лучше воспринимает подобные вещи.

– Но то, что я воспринимаю в снах, приходит ко мне в символической форме, скорее как метафора, чем как кино. Например, как раз незадолго до того, как Джилмартин попался, я видел сон о том, как его расстреливали. Как будто я получил правильную, но не буквальную информацию.

– Нет, — сказал Карваджал. — Послание пришло к вам точно и буквально. Но ваш мозг зашифровал его, потому что вы спали и не могли должным образом использовать свои рецепторы. Только бодрствующий рациональный мозг может правильно обрабатывать такие послания. Но большинство людей во время бодрствования отвергают всяческие послания, а во время сна их мозг мистифицирует то, что принимает.

– Вы думаете, многие получают послания из будущего?

– Я думаю, все получают, — сказал Карваджал убедительно. — Будущее не является непостижимой и неосязаемой сферой, как это считается. Но только некоторые принимают его существование не как абстрактное понятие. Поэтому лишь к немногим приходят его послания.

Странная напряженность звучала в его выражениях. Он понизил голос и сказал:

– Будущее — не вербальная конструкция. Это место, где оно само существует. Сейчас, пребывая здесь, в настоящем, мы одновременно находимся в БУДУЩЕМ, в БУДУЩЕМ ПЛЮС ОДИН, в БУДУЩЕМ ПЛЮС ДВА, В БУДУЩЕМ ПЛЮС «N» — в бесконечном множестве БУДУЩИХ, во всех одновременно, до и после точки нашего нахождения на линии времени. И эти другие положения не более и не менее реальны, чем настоящие. Они просто находятся в том месте, которое не является местом нашего восприятия в данный момент.

– Но иногда наши воспоминания…

– Пересекаются, — сказал Карваджал, — переходят на другие участки линии времени. Выхватывают события, настроения или обрывки разговоров, которые не относятся к настоящему.

– Разве наши восприятия меняют свое положение, — спросил я, — или события сами ненадежно прикреплены к месту своего нахождения?

Он пожал плечами:

– А разве это имеет значение? Этого нельзя узнать.

– Вас не интересует, как это работает? Вся ваша жизнь формировалась под влиянием этого. И вы даже не…

– Я говорил вам, — сказал Карваджал, — что у меня много теорий. Так много, что фактически одна отменяет другую. Лью, Лью, неужели вы думаете, меня это не интересует?! Всю жизнь я пытался постичь свой дар, свою силу. И я могу дать на любой ваш вопрос дюжину ответов и каждый из них будет правдоподобен. Например, теория двух временных линий, я рассказывал вам об этом?

– Нет.

– Ну, что ж…

Он спокойно достал ручку и провел на скатерти две ровные параллельные линии. Он обозначил концы одной линии Х и Y, а другой — X' и V.

– Линия, проходящая от Х до Y — течение истории, которую мы знаем. Она начинается с создания вселенной в точке Х и заканчивается термодинамическим равновесием в точке Y, правильно? А вот некоторые знаменательные даты этой прямой.

От своего края стола к моему он наметил ряд штрихов на линии.

– Это неандертальская эра. Это эра Христа. Это тысяча девятьсот тридцать девятый — начало второй мировой войны. Кстати, и время появления Мартина Карваджала. А вы когда родились? Где-то в тысяча девятьсот семидесятом году?