Ночные откровения
Шрифт:
Элиссанда опасалась, что потихоньку теряет рассудок.
Она никогда не хотела становиться тетиной прислугой. Всерьез собиралась уйти, как только станет достаточно взрослой, чтобы найти хоть какую работу, где угодно.
Но дядя догадался о ее намерениях. Он привел наемных сиделок, чтобы племянница увидела, как Рейчел дрожит и рыдает от их жестоких «лечебных» процедур. Разумеется, Элиссанде пришлось вмешаться, и вот такие прекрасные чувства как преданность и благодарность превратились в отвратительные гремящие цепи, приковавшие ее к этому дому, к этому существованию всецело
До сих пор единственной ее отдушиной были несколько книг. До сих пор ее дни вращались вокруг регулярного высаживания тети на горшок, удачного или нет. Пока она не швырнула об стену свой бесценный путеводитель по Южной Италии, потому что ее самообладание – единственное, на что она могла полагаться, – ослабевало под гнетом заключения.
Звук подъезжающей кареты заставил Элиссанду, подобрав юбки, выскочить из тетиной комнаты. Дядя обожал указывать неверные даты своего возвращения: более ранний приезд сокращал ее передышку от дядиного присутствия, более поздний – разбивал надежду, что, возможно, в дороге мучителя настиг заслуженный конец. Он и раньше так делал: выдумывал поездку только для того, чтобы проехаться по округе и всего через пару часов вернуться домой, заявляя, что передумал отлучаться, так как очень скучает по семье.
В своей комнате девушка поспешно сунула путеводитель в ящик с бельем. Три года тому дядя убрал из дома абсолютно все книги на английском языке, кроме Библии да дюжины фолиантов фанатичных проповедей. Элиссанде удалось отыскать несколько томиков, случайно избежавших уничтожения, и с той поры она берегла их с тревожной заботой птицы, свившей гнездо в кошачьем питомнике.
Спрятав книгу, девушка подошла к ближайшему окну на подъездную дорогу. Странно, но перед домом стояла не дядина карета, а легкий открытый экипаж с темно-синими сиденьями.
Послышался негромкий стук в дверь. Элиссанда обернулась – на пороге стояла миссис Рамзи, экономка.
– Мисс, к вам с визитом леди Кингсли.
К дяде иногда заезжали местные помещики и викарий. Но женщины почти никогда не наносили визитов в Хайгейт-корт, поскольку, благодаря стратегически рассчитанным высказываниям дяди на публике, в округе всем было известно о чрезвычайно слабом здоровье тети Рейчел и о том, что Элиссанда не отходит от постели больной.
– Кто такая леди Кингсли?
– Она снимает Вудли-мэнор, мисс.
Элиссанде смутно припомнилось, что Вудли-мэнор, расположенный в двух милях северо-западнее Хайгейт-корта, некоторое время назад был сдан в аренду. Значит, леди Кингсли – их новая соседка. Но разве новым соседям не полагается вначале оставить визитную карточку, а не являться лично?
– Она утверждает, что в Вудли-мэноре произошло нечто ужасное, и умоляет вас принять ее, – добавила миссис Рамзи.
Ну, тогда леди Кингсли явно обратилась не по адресу. Если бы Элиссанда могла сделать для кого-нибудь хоть что-то, она бы давным-давно сбежала отсюда вместе с тетушкой. Кроме того, дядя не одобрит, что она принимает гостей без его позволения.
– Скажите ей, что я очень занята с тетей.
– Но, мисс, леди Кингсли… Она в отчаянии.
Чопорная миссис Рамзи за пятнадцать лет своей службы в Хайгейт-корте так и не заметила, что обе ее хозяйки постоянно пребывали в отчаянии – дядя Элиссанды умел подбирать преданных и ненаблюдательных слуг. Вместо того чтобы держать голову высоко поднятой и сохранять мало-мальски достойный вид, Элиссанде, наверное, следовало хоть раз поддаться искушению и выпустить пар.
Девушка глубоко вдохнула.
– В таком случае, проводите ее в гостиную.
Не в ее привычках было отворачиваться от отчаявшихся женщин.
Леди Кингсли была сама не своя, когда рассказывала почти апокалиптическую историю о нашествии крыс. По окончании повествования ей потребовалось выпить полную чашку горячего крепкого чая, прежде чем с ее щек сошла зеленоватая бледность.
– Мне очень жаль, что вам пришлось такое пережить, – посочувствовала Элиссанда.
– Полагаю, самое худшее в этом рассказе еще впереди, – не унималась леди Кингсли. – Ко мне в гости приехали племянник и племянница и привезли с собою семерых друзей. Нам теперь негде остановиться. У сквайра Льюиса двадцать пять собственных гостей. А в деревенской гостинице нет свободных мест – через два дня там свадьба.
Иными словами, она хотела, чтобы Элиссанда предоставила приют девятерым – нет, десятерым незнакомым людям. Девушка подавила приступ истерического смеха. Было бы чересчур обратиться с такой просьбой к любой малознакомой соседке. Но леди Кингсли даже не представляет себе, что значит просить о гостеприимстве именно этусоседку.
– Леди Кингсли, а как долго ваш дом будет непригоден для жилья? – единственный вежливый вопрос, пришедший на ум.
– Надеюсь, в дом можно будет вернуться дня через три.
Дядя уехал предположительно тоже на три дня.
– Мне бы и в голову не пришло взваливать на вас такую обузу, мисс Эджертон, если бы не совершенно безвыходное положение, – искренне сокрушалась леди Кингсли. – Я наслышана о вашей достойной восхищения привязанности к леди Дуглас. Но, должно быть, вам временами одиноко без общества сверстников – а я предлагаю компанию из четырех приятных юных леди и пятерых симпатичных молодых джентльменов.
Элиссанде не нужны были сверстники – ей были нужны средства. Перед нею открывалось множество дорог: она могла стать гувернанткой, машинисткой, продавщицей. Но, имея на руках тетю-инвалида, которой требовались пища, жилье и уход, Элиссанда нуждалась в наличных деньгах на случай успешного побега. Если бы леди Кингсли предложила в возмещение сотню фунтов!
– Пятерых симпатичных неженатых джентльменов.
Девушкой снова овладело желание истерически расхохотаться. Муж! Леди Кингсли думает, что Элиссанде хочется замуж, тогда как для тети Рейчел брак стал пожизненным проклятием!
В мечтах Элиссанды о свободе не было никакого мужчины – там всегда была только она, в восхитительном, великолепном одиночестве, заполненном исключительно самой собой.
– Упомянула ли я, – продолжала леди Кингсли,– что один из этих джентльменов, причем самый красивый, к тому же еще и маркиз?