Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945
Шрифт:
Для нас эльтигеновцы были герои из героев. Мы восхищались ими!
– О, я никогда не был в столь приятном окружении, – пошутил моряк.
– И не вырветесь, пока не расскажете все о себе, о десанте.
– Но стоит ли вспоминать?
– Расскажите, – повторили мы просьбу.
– Вы же помните, какая ужасная погода держалась в те дни?
– Да, нелетная, – подтвердили мы.
– Нелетная… Это по-вашему, – усмехнулся моряк, – а мы вышли в море. Волны швыряли наши катера. А шторм все крепчал. Пролив мелководный, маневрировать
– Я видела горящие корабли, – вздохнула Аня. – А люди? Что стало с ними?
– Кто остался жив, шел в бой. И десантники, и экипажи катеров.
– А вы? – не унималась Аня.
– Что – я? – не понял моряк.
– Кто вы?
– А я – командир катера, девочки. – Он помолчал. – В районе Эльтигена гитлеровцы сосредоточили свои лучшие войска. Порт Камыш-Бурун, базу блокадных сил противника и очень удобное место высадки, захватить нам так и не удалось.
– Да, с Камыш-Буруна и по нас здорово зенитки били, – вставила Аня.
Она не отрывала от него глаз. Да и моряк часто посматривал в ее сторону. Иногда казалось, он рассказывал только ей:
– О нашем, скажем прямо, плачевном положении немцы прекрасно знали. Ведь они нас закупорили в Эльтигене. Каждое утро фрицы горланили: «Эй, рус Иван, иди завтракать! Сдавайся! Переходи к нам, накормим». Но никто, конечно, не перешел к немцам. Однажды над нашими головами появились ваши «кукурузники» и стали сбрасывать нам мешки с продовольствием и боеприпасами. Ваши письма нас согревали. Как ждали мы вас! Волновались за вас. Невестами называли.
– А что за нас волноваться? Нам было легче, чем вам, – сказала Аня. – Вы же – герои из героев!
– Ну уж, – смутился офицер.
Он определенно нравится Ане, да и нам тоже. Наша беседа затягивалась, и мы втайне радовались, что автомашина задерживается.
– Какие теплые шлемы у вас, – сказал вдруг моряк. – Мы сегодня ночью на плацдарм идем. В фуражке здорово сифонит…
– Форс держите? – Все смелее становилась наша Аня.
– Просто не успел получить. Спешил.
– Я бы дала вам свой шлем, но мне без него нельзя в полете. Хотите, дам теплую шапку? Совсем новая. Вчера получила.
И не успел моряк ответить, как Аня исчезла в доме и тут же выскочила с шапкой-ушанкой в руках. Моряк примерил – хороша.
– Спасибо. Через три дня верну.
Подошла машина, мы распрощались с моряком. По дороге кто-то вспомнил:
– Аня, а у нас построение должно быть.
– Ну и что?
– А шапка-то уплыла… Что ты скажешь комэску? Не по форме ведь одета.
– Он через три дня вернется.
– Ха-ха! Какая уверенность! А между прочим, что ты ему писала в письме?
– Я всем писала. Не ему одному. Его я не знала.
– Говори, он же с тебя глаз не спускал.
– Ох, чует мое многоопытное сердце, что штурман влюбилась, – сокрушенно вздохнула Нина Алцыбеева.
– Да чего там говорить. Тут все яснее ясного. Ну, скажите, кто пойдет на такой риск – выйти на построение не по форме? Да… придется теперь Анке целых три дня от командиров прятаться, – насмешливо добавила недавно прибывшая в эскадрилью Тася Володина. – Вот я бы не решилась идти на конфликт с комэской!
– Молчала бы уж, – притворно заступилась за Аню Ульяненко, – ты и сама бы ему шапку с радостью отдала… да и комбинезон тоже…
К нашему удивлению, Аня даже не пробовала защищаться. Она была непривычно молчаливой и только чуть улыбалась в ответ на наши подначки.
Машина подошла к аэродрому, и мы поспешили, все еще перебрасываясь репликами, к своим заправленным горючим и бомбами самолетам. Механики, прослышав, что Анка отдала свою шапку моряку, к утру нашли для нее вполне подходящий головной убор. Однако комэску шапка показалась грязной, и она объявила Бондаревой выговор за небрежный вид.
– Терпи, – смеялись мы, – любовь требует жертв.
Появился он на исходе пятого дня. Аня домывала пол и была очень смущена, что он застал ее за такой будничной работой. Мы заспешили по своим делам, оставив на этот раз моряка в распоряжении одной Ани.
Мы видели их у моря на самом краю обрыва. Чайки кружились почти над их головой, а волны рвались на высокий берег. Аня и моряк весело смеялись: видно, соленые брызги долетали до них. Им было хорошо вдвоем. И они не прятались ни от чьих глаз.
Объявили построение эскадрильи. Как же нам не хотелось их разлучать: он приехал всего на два часа.
– Товарищ командир! – решилась я. – К Бондаревой брат приехал… – Тут я запнулась и стала заикаться: – Дв-двоюродный. Слу-у-чайно нашелся.
– И что? – командирским тоном спросила Смирнова.
– Раз-зре-шите не звать ее на по-по-строение? – Тут мой голос сник. Я уже не верила в успех своей затеи, но Смирнова вдруг милостиво сказала:
– До получения задачи отпускаю.
Вздох облегчения вырвался у девчат.
А через месяц Аня – наша «морячка» – с задания не вернулась.
Вот лежит на ее постели целая кипа не прочитанных ею писем от моряка. Он часто писал ей. И даже эти почти два месяца… когда ее уже не было в живых, он тоже писал. Писал, не получая ответа. О чем?
Я подошла к Анкиной кровати. Взяла один треугольничек, повертела и положила назад. Никто не решается сообщить моряку о гибели Ани.
– Вы дружили с Бондаревой? – подошла ко мне комэск.
Я кивнула.
– Ты знаешь адрес ее родных?
Я покачала головой. И удивилась, что не знаю адреса подруги. Собственно, Анин адрес был такой же, как и мой: полевая почта… что на гражданском языке означало – аэродром на окраине поселка Пересыпь. А тот, довоенный, адрес практического значения не имел.