Ночные сестры. Сборник
Шрифт:
— Почему не заехать…
Голос Марины звучал равнодушно, но это равнодушие как раз и не нравилось Егору. Он сердито засопел и, увидев нужный поворот, рявкнул:
— Ну тогда сворачивай, что ли!
Новая стоматологическая поликлиника стояла на самой окраине райцентра. Марина припарковалась. Хлопнула дверцей. Даже в зеркало заднего обзора не посмотрела, поправляя прическу и макияж, как делала обычно, выходя из машины. Это Егору тоже не понравилось. Он нахмурился и вслед за дочерью
Марина шла мимо сидящих в очередях пенсионеров. Остановилась возле двери с надписью «Протезирование». Под недовольный ропот очереди заглянула в кабинет. Егор, опустив голову, топтался рядом, точно собравшийся боднуть старый бык.
Через несколько минут из кабинета вышел мужчина, в чьей наружности, кроме высокого роста, примечательными были разве что тонкие губы, настороженные серые глаза и уши, как-то по особенному торчащие из-под врачебной шапочки. Рядом с яркой цветущей Мариной он выглядел совсем бледно. «Под пятую копирку его сделали», — в сердцах сказал однажды про жениха дочери Егор.
И голос у стоматолога был тоже бесцветный, ровный. И когда он здоровался, то смотрел не в глаза, а куда-то поверх плеча. С Мариной жених тоже поздоровался за руку. При этом его уши слегка порозовели.
Под любопытствующими взглядами очереди и перешептывания пожилых теток они прошли на лестничную площадку. Мужчины стояли и молча курили. Марина тоже стояла, облокотившись о лестничные перила, и тоже молча смотрела на них.
Мимо то и дело шныряли симпатичные молоденькие медсестры в коротких халатиках, таких же, какой носила на своей работе Марина. Девушки здоровались с Марининым женихом, бросали придирчивый взгляд на саму Марину и вопросительный на Егора. «А старый хрыч что здесь делает?» — читалось в этих мимолетных взглядах.
Первым не выдержал Егор.
— Ты хотя бы тысячу сбросить можешь?
В грубоватом голосе Егора звучали просительные нотки. Марина с сочувствием посмотрела на отца. Перевела помрачневший взгляд на жениха. Но тот ровным голосом, точно объясняя незадачливому ученику задачку, проговорил:
— Не могу. Я хочу купить списанное оборудование, подремонтировать и поставить на «газель». До этого еще никто не додумался: передвижной кабинет протезирования. Приезжаю в деревню, снимаю слепки, в следующий раз подгоняю. Эта идея окупится в дальнейшем.
Егор вздохнул:
— То-то и оно, что в дальнейшем. А деньги я тебе должен выложить сейчас. Когда я женился, мы над приданым смеялись. Не только в долларах, в рублях ничего не брали. Кроватное — одеяла, подушки, простыни — за невестой, конечно, причиталось.
Жених улыбнулся тонким ртом. Изрек назидательно:
— Такова участь отцов дочерей. Они всегда вкладывались в приданое.
Глаза Егора потемнели. Но он сдержался.
— Пока вкладываюсь только я. А что твои родители?
Жених опять улыбнулся тонким ртом. Ответил
— Они вложились в мое образование.
Марина вздохнула и закатила глаза. Эта история про белого бычка ей давно уже надоела.
Егор крякнул и, не прощаясь, пошел вниз по лестнице.
Марина улыбнулась жениху. Взяла его за руку. Но в этот момент как раз мимо пробегала медсестричка, и жених руку свою из Марининой руки осторожно вынул.
Марина сделала вид, что ничего не заметила.
— В субботу приедешь?
Жених опять улыбнулся тонким ртом.
— Не получится. Мне сдают под стоматологический кабинет в аренду подвальное помещение. Надо начинать ремонт.
Марина понимающе кивнула. Надо было прощаться. На площадку выскочила очередная молоденькая медсестричка. Под ее насмешливым взглядом Марина демонстративно поцеловала жениха. Тот лишь бледно улыбнулся в ответ.
…Ехали молча. Только завидев первые дома поселка, Егор сказал:
— Придется соглашаться на его условия. Других женихов у нас нет.
Голос у Марины зазвенел:
— Не скажи. В санатории сейчас олигарх московский лечится. Я ему очень приглянулась. Он даже мне за показ пятьдесят долларов предложил.
Егор с беспокойством посмотрел на дочь.
— Не дури, Маринка. Что еще за показ?
Марина прибавила газу.
— А чтобы как манекенщица пройтись, показаться!
Егор удивленно охнул:
— За пройтись — пятьдесят долларов? Он что, дурачок?
Больше Егор до самого дома вопросов не задавал, только косился на дочь. Переваривал информацию, наверное.
* * *
Люба услышала шум подъезжающего грузовика, грохнула утюг на подставку, метнулась к окошку. Серафима неодобрительно посмотрела на нее, но смолчала. Ругаться с Любой ей сегодня не хотелось: голова и без того была тяжелая. Утром по телевизору пообещали и бурю магнитную и дождь одновременно.
Люба с досадой отошла от окна. Тимур опять остановил машину за два дома от них. И теперь шел по улице, украдкой оглядываясь, не видит ли кто. Возле калитки остановился, согнулся, будто бы зашнуровывал развязавшийся шнурок. Потом скользнул в их палисадник.
Тимур еще и стукнуть не успел, а Люба уже открыла дверь.
— Здравствуйте, девочки!
— Здравствуй, мальчонка! — Серафима даже не повернулась от телевизора. А что, разве три дня назад она Тимура не видела? Он что, подрос за эти три дня или волос на его башке прибавилось? Нет. Всё такой же мелкий, шустрый, с залысинами. И смотрит быстрыми глазками, чуть склонив вбок голову, точно воробей, который норовит клюнуть. Разве он пара ее Любаньке? Дура девка, и что она в нем нашла? Ухватилась, как утопающий за соломинку. Это при ее-то красоте.