Ночные стрекозлы
Шрифт:
– Привет, девчонки.
– Привет. Вот, познакомься, это Прозерпи… – тьфу ты, господи прости! – Это наша Владислава.
– Здравствуй, Владислава, – улыбнулась Марина и тоже представилась.
Владик сперва протянул ей свою лапу для рукопожатия, затем поспешно опустил, а потом и вовсе убрал за спину, чтобы не мешалась. После кивнул и промычал: «Угу».
Бабл пожаловал минута в минуту, даже позавидовать можно такой чудесатой способности не опаздывать в напрочь забитых пробками Москве и Подмосковье. На этот раз он прикатил на жирненькой лоснящейся «Хонде» и, не вылезая, посигналил, помахал в приоткрытое окно и что-то прокричал.
– Идемте, – сказала Марина, поднимая стоявшую на асфальте небольшую спортивную сумку.
По своей неистребимой джентльменской привычке Влад протянул, было, грабли,
– И не вращай бедрами, как проститутка! – услышала я свистящий Тайкин шепот. – Ты ж всего-навсего в посудомойки метишь!
Марина села на переднее сидение, мы втроем загрузились назад.
– Всех приветствую, – Бабл обернулся к нам, облачен он был в рубашку какого-то непонятного дристатушечного цвета. – Как зовут нашу новую подругу?
– Владислава, – ответила вместо «новой подруги» Тая.
– Очень приятно, какое редкое имя. Владислава в курсе условий работы?
– Да, – снова ответила Тая. – Ее все устраивает.
– А у Владиславы есть язык?
– А почему вы спрашиваете? – насторожилась Тая.
– Хочу узнать, умеет ли она разговаривать.
– Есть у нее язык, – опять сказала Тая, – и разговаривать она умеет.
– Тогда пускай она сама отвечает на вопросы! – кажется, Баблик изволил рассердиться.
– Хорошо, – кивнула Тая, – она будет сама отвечать.
Но желание задавать вопросы нашей красавице у Бабла отчего-то пропало. Он молча завел свое жирненькое авто и мы покатили в загадочное частное заведение, куда так стремились наши сердца. Все окна «Хонды», за исключением лобового, были затонированы самым смелым образом и опять, что очень интересно, нас не тормознул ни один гаишник, никто не прочитал назидательную лекцию и не отобрал денежную сумму. А вот если бы я затонировала свой жоперожец, то так бы и ездила от поста к посту, щедро соря купюрами. Какая-то тотальная несправедливость твориться в мировом сообществе, прямо возмущаюсь я, господа присяжные…
Долго и нудно нарезали мы круги по славному городу Люберцы, за это время, наверное, можно было ознакомиться со всеми его достопримечательностями, если таковые имелись. До разговоров с нами Бабл не снизошел, лишь изредка он перебрасывался фразами с Мариной, а потом и вовсе отыскал некую чудовищную радиостанцию и врубил на всю катушку, аж стекла тонированные завибрировали, невыносимые звуки какой-то техно-поп-жоп гадости. Нет, конечно, когда ты колбасишься на танцполе, откушамши таблеток или нализавшись марок, такая музыка может быть и очень в тему, но когда ты, весь из себя нервный, едешь на ответственное задание, тут и озвереть недолго. А вот Баблу нравилось, он даже башкой своей кудлатой начал в такт мотать. Да уж, скажи, какую музыку ты слушаешь, и я скажу, сколько весит твой мозг… Озверительная композиция длилась минут десять, я не шучу! И только мы все втроем хотели перекреститься, когда она наконец-то заглохла, как немедленно началась следующая, мало чем отличающаяся от предыдущей. И я подумала, что это вполне может быть хитрый тактический ход по введению в кому пассажиров, ведь где-то через полчасика нас смело можно было сдавать на мясо, сопротивления не окажем. Но, к счастью ни один кошмар не вечен, закончился и этот. Бабл притормозил у здания с бледно-зеленым обшарпанным фасадом, вырубил садистский музон и предложил всем выметаться на свежий воздух. Что мы с радостью и сделали. Он тоже выбрался, явив публике широченные штаны цвета хаки с яркими индейскими орнаментами, закрыл машину, включил сигнализацию и летящей походкой направился к единственному входу в здание, жестом пригласив нас следовать за ним. Замирая в предвкушении разгадки всех загадок, я побежала вперед, едва не обогнав самого Бабла и… затормозила с визгом покрышек, увидав потемневшую от времени вывеску над входом: «Городская люберецкая баня № 12».
Глава двадцать девятая
Пока я искала на асфальте свою челюсть, охваченная недоумением Тая, осмелилась задать вопрос:
– Скажите, пожалуйста, мы что, будем работать в бане?
– Девочки, много текста, слишком много текста! – с раздражением бросил Бабл.
Эх, врезать бы ему с размаху ногой по жирной жопе! Вообразив эту сладкую картину, я малость успокоилась. До последнего я надеялась, что это какая-то ошибка, однако, Бабл действительно подошел к неказистой деревянной двери, на самом деле отворил ее и вошел внутрь. В полных непонятках мы потопали следом. Переступив порог «Городской люберецкой бани № 12», я увидала, в принципе, то, что и ожидалось: стены и пол, облепленные кое-где треснувшим, кое-где отколовшимся голубым кафелем и деревянный столик с сидевшей за ним маленькой бабкой в относительно белом халате. Увидев Бабла, она заулыбалась редкозубым ртом и зашамкала что-то приветственное.
– Здоров, Петровна! – приветствовал ее Бабл. – Живая еще?
– Живая, батюшка, живая, – захихикала старушенция.
Бабл пересек это небольшое кафельное помещение и открыл вторую дверь, располагавшуюся прямо напротив входной. Через эту дверь мы попали в еще один предбанник, уже без кафеля, просто с чисто побеленными стенами, свернули налево, прошли небольшой коридорчик, миновали третью дверь и… ступили в сказку. Сказкой являлся самый настоящий ресепшн дорогого отеля, только в миниатюре. Оформление каждой своей деталью напоминало роскошный корабль: бордовые ковровые покрытия, сверкающие золотом поручни и перила, а так же фальшивые окна, стилизованные под иллюминатор и шторки на них с надписями: «Queen Mary» … За столом ресепшена восседала миловидная женщина лет тридцати с гладко забранными волосами, в форме какого-то корабельного чина, какого именно я не разобрала, ибо в подобных вещах не сильна абсолютно. Завидев Бабла сотоварищи, женщина встала из-за стола и с голливудской улыбкой вышла к нам, продемонстрировав красивые ноги в блистательных колготках и элегантнейших туфлях – шпильках. Длина форменной юбки миловидной женщины оказалась гораздо выше колен.
– Здравствуйте, Борис Юрьевич, – произнесла она так, будто три года ждала Бабла, глядя из окна на пустынную дорогу, и вот, наконец, показалась карета. – Что-то вы сегодня рано.
– Дела, Нелечка, дела не дают никакого покоя, – Бабл, имеющий, оказывается отчество Юрьевич, взял ее за запястье и зачем-то помял его так, словно пытался найти и пощупать пульс. – Анастасия, свет, Пална у себя?
– Да, у себя, но она ждет к себе одного господина.
– Я буквально на минутку, только покажу ей ваших новых работников, тем паче, мы вчера договаривались о моем визите.
– Конечно, конечно, – все с той же профессионально отрепетированной улыбкой Нелечка скользнула взглядом по нашей группе. – Прошу, проходите.
Стараясь не особо таращиться по сторонам, разглядывая обстановку, мы проследовали за Баблом Юрьевичем через ресепшн, направо, лестница вниз, на которой Влад, в следствии утраты четкости зрения из-за смены своих очков на черные, оступился и чуть не загремел вниз, сметая на своем пути всю честную компанию, благо мы с Таей успели его подхватить, не дав совершить непоправимое. Преодолев лестницу, прошли еще немного по коридору и остановились у двери такого же малинового цвета, как и ковровое покрытие, застилавшее все без исключения полы. Постучав, Бабл приоткрыл дверь и сказал:
– Анастасия Павловна, можно войти? Это Борис Блинов.
– Да, да, Боренька, заходи, – ответило приятное грудное женское контральто.
Переступив порог, мы очутились в сравнительно небольшом кабинете, обставленном просто и дорого. В кресле, за столом с малахитовым пресс-папье сидела женщина, всем своим видом напоминавшая вышедшую в тираж порнозвезду. Пока Бабл рассыпался в льстивых комплиментах, мы имели возможность рассмотреть «хозяйку Медной горы». Красный, стильно скроенный пиджак с белой блузкой так и распирали, жаждущие свободы груди, должно быть пятого размера – не меньше, выбеленные до бумажного цвета прямые волосы, челка, падающая на лоб, абсолютно гладкое, как маска лицо (интересно, что она с ним сделала? Подтяжка? Инъекция ботокса? Или еще что-нибудь такое же жуткое?), сильно накрашенные глаза и торчащие, стопроцентно силиконовые красные губы довершали картину. Определить возраст этой дивы можно было только по шее и рукам, именно они выдавали далеко не первую свежесть мадам. Пока Бабл истекал медовым сиропом, дива разглядывала нашу могучую кучку внимательным цепким взглядом, никак не сочетающимся с ее фривольной внешностью.