Ночью 16 января
Шрифт:
Фанни (понижая голос).Ну, что ты об этом думаешь? (Он разводит руками и пожимает плечами.)А говорят — чудес не бывает!
Финк.Лучше не шуметь. Она может нас услышать…
Из-под двери в спальню видна полоска света.
Будем собирать вещи?
Фанни.Вещи теперь не имеют значения.
Он выуживает из коробок простыни
Чак?
Финк.Да?
Фанни.Через несколько дней я иду в суд. Я и одиннадцать ребят.
Финк (смотрит на нее с удивлением).Ну. Фанни. Нет смысла обманывать себя. Они нас посадят.
Финк.Да, я знаю.
Фанни.Если мы не найдем деньги на борьбу с ними.
Финк.Ну да. Но денег нет. Что об этом думать? (Короткое молчание. Он продолжает прерванное занятие.)
Фанни (шепотом).Чак… думаешь, она нас слышит?
Чак (глядя на дверь спальни).Нет.
Фанни.Ее обвиняют в убийстве.
Финк.Ага.
Фанни.Человек, которого она убила, был миллионером.
Финк.Верно.
Фанни.Полагаю, члены его семьи хотели бы знать, где она.
Финк (поднял голову, смотрит на нее).Ты о чем?
Фанни.Я тут подумала — если им скажут, где она прячется, они с радостью заплатят вознаграждение.
Финк (угрожающе наступает на нее).Мерзавка… ты что, пытаешься…
Фанни (не двигаясь).Возможно, пятьсот долларов.
Финк (замирая).Что?
Фанни (не двигаясь).Возможно, пятьсот долларов.
Финк.Ах ты, тварь! Заткнись, пока я тебя не прикончил! (Тишина. Он начинает раздеваться. Затем.)Фанни…
Фанни.Да?
Финк.Думаешь, они отстегнули бы пять тысяч?
Фанни.Не сомневаюсь. Люди платят больше этого за обыкновенных похитителей.
Финк.Да заткнись же ты! (Тишина. Он продолжает раздеваться.)
Фанни.Тюрьма и я, Чак. Месяца, может, годы в тюрьме.
Финк.Ну да.
Фанни.И остальные тоже. Бад, и Пинки, и Мэри, и остальные. Твои друзья. Твои товарищи. (Он замирает.)Они нужны тебе. Они нужны делу. Двенадцать лидеров.
Финк.Да…
Фанни.С пятью тысячами мы наняли бы лучшего нью-йоркского адвоката. Он бы выиграл дело… И нам не пришлось бы уезжать отсюда. Нам не пришлось бы волноваться. Ты сможешь продолжать служить своему великому делу… (Он не отвечает.)Подумай о двенадцати людях, которых ты отправляешь за решетку… двенадцать за одну, Чак. (Он
Финк.Фанни..
Фанни.Да?
Финк.Как мы это сделаем?
Фанни.Легко. Мы уходим, пока она спит. Бежим в полицейский участок. Возвращаемся с копами. Легко. Финк. А если она услышит?
Фанни.Она не услышит. Но нам надо поторопиться. (Идет к двери. Он останавливает ее.)
Финк (шепотом).Она услышит, как скрипнет дверь. (Показывает на окно.)Сюда…
Они выскальзывают в окно. Комната остается пустой лишь на секунду. Потом дверь в спальню открывается. Кэй Гонда стоит на пороге. Она стоит там несколько секунд, затем проходит через комнату к двери и выходит, оставив дверь открытой.
Занавес
Сцена 3
На сцене письмо, написанное четким, уверенным почерком:
«Дорогая мисс Гонда!
Я неизвестный художник. Но я знаю, до каких высот смогу подняться ведь у меня есть святое знамя, которое не может упасть! Это знамя — Вы. Я не написал ни одной картины, на которой не были бы изображены Вы. Вы, как богиня, стоите на каждом моем холсте. Я никогда не видел Вас вживую. Мне это и не нужно. Я могу нарисовать Ваше лицо с закрытыми глазами. Потому что моя душа, это только зеркало, в котором отражаетесь Вы. Однажды Вы еще услышите, как обо мне заговорят. А пока примите первую дань от Вашего преданного слуги — Дуайта Лэнгли.
…Нормандия-авеню, Лос-Анджелес, Калифорния».
Гаснет свет, экран исчезает, и на сцене мастерская Дуайта Лэнгли. Это большая комната, вульгарно обставленная, интерьер производит впечатление театральной декорации. Сзади в центре большое окно, за которым темное небо и темные верхушки деревьев; слева дверь на улицу, на правой стене в глубине дверь в другую комнату. Множество живописных полотен и набросков развешены по стенам, стоят на мольбертах и лежат на полу; все это портреты Кэй Гонды — головные портреты, фигуры, портреты в современной одежде и в причудливых нарядах, обнаженная натура. Комната заполнена разнообразным сбродом; здесь мужчины и женщины во всевозможных видах одежды от фраков и вечерних платьев до пижам и обносков, демонстрирующих финансовые затруднения их владельцев. Всех присутствующих объединяет только одно — стакан в руке, и по всему видно, что они уже из него порядочно отхлебнули.
Дуайт Лэнгли лежит вытянувшись на диване; он молод, красив, со смуглым лицом, темными встрепанными волосами и надменной неотразимой улыбкой. Юнис Хэммонд держится в стороне от гостей, ее глаза беспрестанно с беспокойством обращаются к Лэнгли; это красивая молодая женщина, тихая, неразговорчивая, одета в изящное черное платье, явно более дорогое, чем одежда остальных присутствующих.
Когда зажигается свет, все гости поднимают бокалы в ответ на возвышенный тост за Лэнгли; сквозь их голоса пробивается сиплая музыка из радиоприемника.