Ночью в дождь...
Шрифт:
— Месть — самое нерентабельное занятие. У нас в строгом режиме ходят такие козлики. Пришить за деньги — это я еще понимаю. Но из мести… Может, ты ему этим даже услугу сделаешь… Может, ему давно жить надоело, просто у самого духу не хватает сигануть в Даугаву.
— Я им всем отомщу!
— И каким же образом?
— Еще не знаю.
— И не узнаешь. Еще и воздуха бульваров не успеешь втянуть в нос, как забудешь эти глупости. Что сегодня на обед? Говорят, гречневая каша. Ужасно люблю гречневую кашу! Всегда думаю: вот выйду на волю — нажрусь каши до самых ушей, а стоит выйти — ложками икру лопаю. Что поделаешь — икру я тоже люблю!
— Я же им ничего плохого не сделал… Я им отомщу. И чем
— Да перестань молоть одно и то же — противно слушать. Сколько лет твоей Магоне? Семнадцать?
Винарт угрожающе сжал кулаки, стиснул зубы. На свободе он был, можно сказать, даже трусоватым, а здесь от отчаянья — бейся как птица в стекло, не вылетишь, хоть умри, не выйдешь, — сдавали тормоза, и ему хотелось выместить на ком-нибудь свою злость. Было почти безразлично, на ком. Иногда ему казалось — достаточно пустяка, и он навалится на противника даже намного сильнее его, даже если крепко получит по зубам. Имя Магоне в присутствии Винарта произносить не рекомендовалось.
— Бесконечно грустно, друг мой, сознавать, что меня уже не полюбит ни одна семнадцатилетняя девушка, — сказал как-то Саня. Он даже не заметил угроз Винарта, потому что все его внимание было сосредоточено на изодранной обшивке, где царапины образовали абстрактный рисунок. — А было, было… Все было. Летние вечера, шепот, поцелуи и тонкие рубашечки. Все, что было, то уплыло и никогда не повторится. И я не совру, если скажу: любовь семнадцатилетних — самая сладкая. Сейчас мне с такой девчонкой даже не о чем было бы говорить, сейчас мне было бы стыдно соврать такой… Да, ничто не повторяется! В первый раз я спер «Победу» и хорошо продал, а теперь, когда на улице вижу ее маленькие, узенькие окошечки, удивляюсь — кому такое барахло нужно было. Владелец тогда запер руль на цепь с висячим замком. С «помпой». Попробовал отомкнуть — не удалось. Пришлось занять щипцы — саперы применяют такие для перекусывания колючей проволоки. Удалось! Мы тогда здорово перетрухнули, толкали ее чуть не полквартала и лишь потом дали газу. Однажды я примчался в Юрмалу. А брать нечего — хочешь верь, хочешь нет. Хоть плачь! Поглядел на одну, поглядел на другую — не то чтобы развалюхи, но для продажи не годятся. К тому же последняя электричка ушла, парочки ходят, лижутся, нагоняют тоску по милашке в теплой постельке. Как добраться до Шкиротавы? Схватил инвалидскую таратайку на трех колесах, еще ему, гаду, зажигание по дороге отрегулировал! Оставил таратайку на стоянке возле милиции, дальше поехал на такси… А ты знаешь, как поменять номера на кузове? Это большое искусство, но я могу тебя этому научить…
Винарт долго не мог понять, что за человек этот Саня. Со временем его остроты и воспоминания стали повторяться, и Винарт перестал его слушать: он брал с собой на работу книги и читал. По сравнению с остальными собратьями по колонии Саня был, конечно, представительным и образованным. Иногда он рассказывал о грандиозных планах, которые осуществит на свободе. Говорил, что уже почувствовал груз прожитых лет, поэтому быстренько «сделает тысяч пятьдесят» и поселится в Крыму. Купит домик с гаражом — клиенты всегда найдутся — и начнет честную жизнь. Хороший автомеханик всегда может рассчитывать на хлеб не только с маслом, но и с колбасой, а климат там мягкий и приятный. Надвигается старость, хватит по тюрьмам мотаться.
Он с восторгом рассказывал о Ялте, Массандре и Симеизе, где ему доводилось бывать. О дворцах и парках Ливадии и Алупки, о романтике скалистого побережья.
— А какие там звезды на небе! Словно серебряные рубли! Кастор и Поллукс — самые яркие звезды в созвездии Близнецов, Альдебаран и, конечно, Сириус. Это нельзя описать словами, это надо видеть собственными глазами. Ночи теплые, как парное молоко, выйдешь
В такие минуты одухотворенности Винарт испытывал к Сане особое почтение, гордился его дружбой, делился с ним продуктами, которые приносила мать или сам он покупал в магазине. В столовой у них был общий ящик, свободное время они обычно проводили вместе, так как Саня не желал вступать в какое-либо общение с «гнидами» — держался от остальных как можно дальше.
В знании механизмов равных у Сани не было, любой замок — запирай машину или не запирай — ему нипочем, он так или иначе проникнет в нее, когда захочет. В гараже, где Винарт работал до заключения, таких знатоков не было.
Прошло несколько недель, полному согласию Винарта и Сани мешала лишь его отвратительная привычка напоминать о Магоне. Иногда казалось, что он это делает нарочно. Назло. Чтобы насолить.
Но однажды, совсем случайно, Винарту довелось играть в шахматы (его включили в команду отделения) с человеком, который был знаком с Саней еще до заключения. Тот, правда, оговорился, что не любит вмешиваться в чужие дела, и высказался с осторожностью, свойственной работникам торговли — сам он был осужден за левый товар, — но сказал достаточно для того, чтобы Винарт призадумался.
— Я помню, они с матерью не раз ездили в Крым. Это была крепкая и властная женщина, но болезнь легких все же свела ее в могилу. Уезжали обычно на время летних каникул — он был такой маленький и красивый мальчишечка, учился в третьем или четвертом классе… Видишь, как низко можно скатиться, если в жизни не на кого опереться. Он ведь образованный, не дурак. Здесь еще ничего, а как выйдет, ходит таким, что жалко смотреть. Наглотается таблеток, пивом запьет и падает там же, где сидел.
Вечером за чаем Винарт не нашел в продуктовом ящичке сахар. Он хорошо помнил, что в одной пачке оставалось несколько чайных ложек, а вторая стояла еще не распечатанной. Спросил у дневального, но тот ничего не мог объяснить. Разве что… Саня приходил ужинать, правда, уже давно, Винарту и раньше казалось, что из посылок матери самое вкусное тает очень быстро, но он стеснялся говорить об этом Сане. Теперь же, оставшись без сахара к чаю, с сухой коркой хлеба, рассердился и решил высказать все начистоту.
Саня сидел на скамейке в углу двора, курил. Глаза у него были странные — словно стеклянные.
«Сахар он выменял на таблетки! У кого-то в зоне есть таблетки, и Саня их выменивает на наши продукты. Какие наши? На мои!»
— Где сахар?
— Откуда мне знать? Оставь меня в покое!
— Нам теперь долго придется сидеть на одной баланде!
— Ты сам забыл пачку на столе, кто-то и прибрал! Уходи… Не мешай… Уже поздно, иди спать… Твоя Магоне, наверно, тоже сейчас распласталась под кем-нибудь… Подумай лучше, как ей отомстить… Рохля… Простофиля…
Винарт побледнел, но на Саню не напал.
Теперь он научился ждать и знал, что настоящий успех кроется в терпении. Не выдав себя ничем, он ждал целую неделю, пока ему наконец не удалось поговорить с глазу на глаз с заведующим транспортным отделом.
Саню перевели в колонию строгого режима.
Винарт остался в гараже — сам себе хозяин и господин. Ему дали двух помощников — таких, которые могут подержать, подать, помыть. Техосмотр машин закончился успешно и вовремя.
Угрызения совести Винарта не мучили. Довольно на нем поездили! Теперь он, благодаря своему уму, выдвинулся в привилегированные. Теперь им не командовали, теперь командовал он, даже начальник транспортного отдела то и дело спрашивал: «Как вы думаете?» Не говоря уже о рядовых шоферах.