Ночью все волки серы
Шрифт:
— Если кто-то действительно унес ее, — прервал меня Хамре. Выглядел он бледновато. Там, где он провел свой отпуск, было слишком мало солнца. Щеки обросли щетиной, было в его облике что-то такое потрепанное, отнюдь не предвещавшее хорошей погоды в этом деле. Он обратился к остальным: — Пусть доставят все необходимое, чтобы произвести надлежащий осмотр квартиры. Я забираю с собой Веума, мы выслушаем его показания.
Торе Ли он сказал доброжелательно:
— А вы можете заняться сейчас другими своими пациентами, если будете столь любезны и свяжетесь с полицией попозднее, сегодня же.
Сиделка благодарно
— Пошли, Веум.
Я выйти вслед за Торой Ли. В двери я замешкался и оглянулся назад. Йон Андерсен с интересом изучал фотографии родителей Ялмара Нюмарка в то время, как Педер Исаксен молча рассматривал оконный переплет, как будто надеялся увидеть там неопровержимые улики. А в глубине квартиры лежал на смертном одре Ялмар Нюмарк, всеми покинутый, оставленный, как ставший ненужным предмет.
Я вышел из комнаты, миновал входную дверь с разбитым окошком. Спускаясь по ступенькам, услышал, как внизу Ли говорила что-то, Хамре отвечал ей тихо, но доброжелательно — это в его духе. А я с досадой подумал, что опять опоздал, и что это уж очень в моем духе.
15
Когда мы вошли в приемную полицейского управления, Хамре попросил меня подождать. Я занял один из стульев напротив барьера, за которым сидел согнувшись пожилой полицейский в очках и читал в газете свежие спортивные новости. Взгляд у него был рассеянный, что ничуть меня не удивило. Местная футбольная команда незадолго до этого крупно проиграла и теперь, перейдя во вторую лигу, снова начала проигрывать.
Проходная полицейского управления очень напоминает приемный покой. Большинство посетителей здесь хоть и не больны смертельно, но, как правило, выглядят именно так. Одни сидели и нервно ломали пальцы. Другие что-то бормотали про себя, как будто бы повторяя длинные устные уроки, наподобие толкования десяти заповедей, которые в прежние времена необходимо усвоить при подготовке к конфирмации. Эти разного рода заблудшие создания появлялись в приемной и вновь уходили, некоторые явно расстроенные, другие не без бравады. Целый парад представителей изнанки жизни. И в первом ряду партера — живучий парень Веум, воплощение никогда не меркнущей надежды. Чем-то это походило на очередь к зубному врачу. Приглашали то одного, то другого из сидящих рядом со мной, потом эти люди выходили обратно. А я все сидел и ждал, временами совершенно один.
Несколько раз в приемной появлялся Хамре, но на меня он не обращал никакого внимания. У него была быстрая походка: живой, энергичный молодой мужчина в зените своей карьеры. Я силился представить себя на его месте. Нет, я-то уж никогда не забирался так высоко. Возможно, я бы этого даже не вынес. Боюсь, голова закружилась бы.
Йон Андерсен позволил себе еще больше: он подошел ко мне и перебросился со мной парой слов:
— Дел у нас по горло, — пробормотал он.
— Каких? — переспросил я.
— Сам знаешь, — он бросил настороженный взгляд на дежурного и зашаркал дальше.
Прошла мимо Эва Енсен, не обратив на меня никакого внимания. Я посмотрел ей вслед. Двигалась она очень легко. Вполне возможно, что она играла в гандбол или бегала за команду полицейского управления. Вадхейма нигде не было.
Наконец снова вышел Хамре. Поискал меня взглядом и пальцем указал следовать за ним.
Я поднялся на четвертый этаж, прошел по коридору к его кабинету. Он закрыл за мной дверь и кивнул на стул. Я взглянул на часы. Прошло уже целых два часа. Я почувствовал, что голоден. Надеялся, что разговор не займет много времени.
Хамре сел за письменный стол и прямо приступил к делу.
— Мы поговорили с теми двумя санитарами, которые сопровождали Ялмара Нюмарка домой из больницы.
Я кивнул.
— Ну и?..
— Они ни в чем не уверены. Поднялись в квартиру вместе с Нюмарком. Вообще-то они не обязаны это делать, но сам бы он не справился.
Внутри у меня екнуло.
— Могу себе это представить. А они просто проводили его наверх и оставили одного. Как по утрам выставляют мусорное ведро за дверь.
Он развел руками.
— Мне тоже это не нравится, Веум. Но эти ребята не могли сделать для него ничего больше. Ведь так им было сказано, и администрация больницы ни в чем не виновата, она связана по рукам низкими окладами, трудовым законодательством, скудными ассигнованиями, нехваткой ставок. К тому же сейчас время летних отпусков. Они просто были вынуждены выписать его.
— Да, они были вынуждены, — я повторил с горечью. — Зажравшиеся администраторы, которые соглашаются на жалкие ассигнования, предоставляемые им зажравшимися политиками. Разве ты слышал когда-нибудь, чтобы какой-нибудь политик умер с голоду, или чтобы его навещала сиделка всего пару раз в неделю, или чтобы кто-нибудь из них лежал и разлагался в своей крохотной квартирке только потому, что никто не навещает его и не может вовремя обнаружить, что он уже умер? Ты когда-нибудь слышал, чтобы нечто подобное случалось с кем-то из политиков?
— Нет.
— Бедолаги, которые имели несчастье состариться в этом так называемом «обществе всеобщего благоденствия». Бедняги, они начинают считать, сколько денег из своего заработка они выплатили за все эти годы в качестве налогов, и что они с этого имеют теперь, когда им понадобилась забота общества.
— Сам знаешь, как обстоят дела, Веум. Каждый чего-то хочет. Знал бы ты, сколько мы работаем сверхурочно.
Я устало возразил:
— Знаю, знаю. Но есть люди, которым гораздо хуже вас. Например, пенсионеры. Или молодежь, которая стоит в очереди на получение работы в самый ответственный для них период жизни. Старики кончают с собой, видя в этом единственный выход. Молодые люди начинают пьянствовать или становятся наркоманами, слишком много таких. Нашей вины в этом нет, Хамре. Все наши с тобой проблемы связаны с личной жизнью или расписанием сверхурочных. А ведь это проблемы людей благополучных. Ведь иметь такие проблемы — роскошь, Хамре, ты меня понимаешь?
Он взглянул на меня мрачно и сказал:
— Вот и ты тоже отнимаешь у меня время, Веум. Мне придется остаться после работы. Давай-ка вернемся к тому, где мы с тобой остановились.
— Ну, извини, я…
— Ладно. Все в порядке.
— Понимаешь, Ялмар Нюмарк и я, мы…
— Ладно, Веум. Я могу продолжать?
Ну что мне оставалось? У людей нет времени слушать о дружеских чувствах, у них нет времени вникать. Иначе им придется работать сверхурочно.
Он продолжал: