Noir
Шрифт:
Слуга для наглядности открыл взломанные ящики письменного стола, и на дне одного что-то блеснуло золотом. Лейтенант жандармов вынул из него небольшого размера золотую монетку.
— Золотой хагенсталлер, — доложил он, передавая монету команданту.
Я взял её у жандарма и осмотрел вслед за ним.
— Довоенный, — сказал командант. — В таких золото водилось в приличном количестве.
До войны хагенсталлеры — золотые монеты, которые чеканил астрийский двор, — были чем-то вроде международной валюты не только в Священном союзе, но и по всей Аурее. Когда валютные курсы и экономические взаимоотношения стран запутывались, именно
Я вернул монету жандарму, ничего интересного в ней не было. У астрийского военного атташе они уж точно должны водиться в приличном количестве.
— Разрешите доложить, — вдруг молодцевато салютовал команданту лейтенант, продолжавший следовать за слугой по спальне. — Вот этот шкаф носит следы попыток вскрытия.
Командант отошёл от кровати и направился к подозрительному шкафу, а я, воспользовавшись случаем, склонился над телом покойного атташе. Ещё только в первый раз взглянув на него, я заметил кое-что, и сейчас хотел проверить свою догадку. И точно — под жёстким воротничком вицмундира обнаружилась синюшная полоса странгуляционной борозды. Такие же украшали оба запястья атташе, выходит, он был привязан к кровати и задушен. Жестоко с ним обошлись.
— Что ты там застрял? — обернулся командант, заметив моё отсутствие. — Здесь всё куда интересней.
Я подошёл к массивному комоду «под старину», переднюю крышку которого покрывала целая паутина царапин разной глубины.
— Его целенаправленно ломали, но не смогли ничего сделать, — доложил и без того очевидный факт лейтенант.
— И не смогли бы без специального оборудования или ключа, — ответил я. — Это вандерплойговский сейф с декором под комод.
Я подцепил пальцами почти отошедший кусок обшивки и оторвал его — и так внешняя панель безнадёжно испорчена. Из-под дерева показалась листовая сталь.
— Если бы его сумели вскрыть без ключа, то концерн «Ван дер Плойг» вернул бы деньги и забрал себе сейф для изучения. Такой даже алхимическим динамитом не возьмёшь. Конечно, если нужно сохранить содержимое.
— Значит, это хранилище секретов астрийского военного атташе. — Взгляд команданта стал плотоядным.
— Вы же не из разведки, командант, — усмехнулся я. — Да и стоит ли…
Он кивнул в ответ, соглашаясь с моими словами. Пытаться выкрасть сейф из переполненного астрийскими солдатами особняка — явно не лучшая идея.
— Значит, — вернулся к делу жандарм, — убийство пытались прикрыть банальным грабежом. Стащили ценные, но лёгкие вещи, так что вроде и грамотно, но военных атташе так просто не убивают. И этот сейф их обличает полностью.
А я вот в этом очень сильно сомневался.
— Любезный, а при тебе хозяин комод отпирал? — спросил я у слуги.
— Отпирал, было такое, — закивал тот. — Только всегда ключик от него первый секретарь консульства, барон Рор фон Дента приносил. Он у него хранится — протокол таков.
— И что в сейфе? — поторопил его командант.
— Ну бумаги оттуда они редко доставали, деньги в основном. Вот такие, как в столе нашли. Монеты золотые.
— Неподотчётный фонд, — сделал вполне логичный вывод я. — Вряд ли атташе хранил серьёзные документы у себя дома, зачем ему? Он разве
— Никак нет, — быстро понял, что вопрос адресовался ему, слуга и замотал для верности головой. — Хозяин у себя на дому даже дамочек обыкновенно не привечал, всё к ним ездил или апартаменты снимал. Говорил, что дом — это как храм, сюда ничего снаружи тащить не следует.
— Вот видите, трудоголиком покойный не был, значит, документов, ради которых стоит держать вандерплойговский сейф, у него не было. Да и процедура работы с неподотчётными фондами по всему Священному альянсу отличается только в деталях. Они хранятся не в посольстве или консульстве, дабы не привлекать внимания. А чтобы у хранителя фондов не было лишних соблазнов распорядиться ими по своему желанию, ключ хранится у другого человека. И этот человек ведёт учёт расхода денег.
Слова слуги насчёт дамочек я вроде бы пропустил мимо ушей, но решил позже поговорить с ним или с кем-нибудь ещё из прислуги об этом. Очень уж одна деталь в реплике слуги меня зацепила, но тут надо работать тоньше. Спросишь в лоб — он замкнётся, а за язык не потянешь, нечем его прижать. И когда дело будет касаться репутации покойного хозяина, даже грозные окрики команданта могут только навредить. Замкнётся в себе слуга, и после из него правду клещами не вытянешь.
Тут дверь в спальню открылась, и на пороге нарисовались оба ажана в сопровождении второго жандармского лейтенанта. Полицейский, что носил бляху с номером этого квартала, взял под козырёк.
— Толпа убрана! Разрешите осмотреть место преступления?
— Чтобы потом в кабаке было чем похвастаться, — отрезал командант. — Вы уличные, так что марш на улицу обеспечивать порядок!
Оба ажана убрались едва ли не шустрее, чем побежали разбираться с толпой.
— Зеваки в форме. — Кажется, команданту хотелось сплюнуть прямо на пол, но он удержался.
— Скажи, они оба так в особняк стремились? — спросил я у лейтенанта, тот глянул на командира и ответил только после его кивка.
— Толпу они быстро разогнали, а потом один другого давай подбивать — идём внутрь, хоть глянем на покойника. Одним глазком посмотрим, как живут люди. Ну, тот поддался, говорит, идём — в худшем случае, только взашей погонят.
Тут на лестнице раздались шаги — по ступенькам явно шагали несколько человек. Шагали степенно, уверенно, без суеты, — сразу понятно, что идут важные господа. Интересно, они столкнулись с поспешно выбежавшими из спальни покойного атташе ажанами или те сумели разминуться с ними?
Первой в спальню вошла представительная дама в цивильном платье, но с розеткой ордена Розы и символическим кинжалом на поясе. Бывший офицер корпуса «Мстящих вдов», как и многие женщины, она сделала хорошую карьеру после войны, унесшей жизни огромного количества мужчин. Их гибель открыла слабому полу дорогу наверх в прежде недоступных им областях вроде политики или дипломатии. За дамой, почтительно отставая на полшага, шёл высокий астриец с неприятным сухим лицом, почти бесцветными волосами и такими же глазами. Одет он был в красный вицмундир, как и покойный атташе, хотя золотого шитья на нём было всё же поменьше, да и орден только один. Шпаги, даже символической, астриец не носил, что только увеличило мою к нему неприязнь. Такие вот дипломаты, ни разу за долгую и сытую жизнь не нюхавшие пороха, и развязали Великую войну, а теперь, когда им не хватило крови, готовят нам новую.