Ноктюрн: Симфония Ночи

Ночь тяжелым бременем на земле лежит

Струнами хрустальными, в душах страх звенит

Ликом страшным смерти скалится весна,

Жизнь нам в наказание – будь проклята она!

– Время молитвы! Время молитвы! – раздался крик полицейского, чей голос был приглушен химической маской, похожей на противогаз, надетый на лицо.

Я лежал в кровати, хотя мои братья уже встали и спешно одевались. Тут ко мне подошел полицейский и сверху нанес мне удар прикладом дробовика в живот, лежа на кровати я скорчился от боли. Где-то вдали комнаты стоял мой отец и молча смотрел за происходящим. Я не мог пошевелиться, и тут же получил еще один удар прикладом прямо в висок. Моя голова откинулась назад, я почувствовал струйку крови сочащуюся из рассеченной кожи.

– За что ребенка то бьете? – закричала моя мать и кинулась на полицейского схватившись руками за дробовик.

Полицейский оттолкнул мою мать с такой силой что она отлетела от него на несколько метров и упала на пол. Немного собравшись с силами я спешно встал с кровати и подошел к стене где висела моя рабочая одежда, похожая на комбинезон, только рубашка была прикреплена к штанам на молнии, чтобы в жару ее можно было снять.

– Одевай быстрее! – заорал на меня полицейский.

Я спешил как только мог, от этого зависело буду я избит или нет. Быстро одевшись, мы всей семьей вышли на улицу и отправились в церковь на молитву. А полицейские в наше отсутствие принялись обыскивать нашу квартиру. Рукавом рубашки я вытирал кровь стекающую по моему лицу, на себе я ловил испуганные взгляды двух моих братьев.

Примерно так начинался каждый выходной. Работали мы по шесть дней в неделю, по десять часов в сутки, все мы, всей семьей. Дети должны были работать начиная с 12 лет – вот я и работал уже год. Мои старшие братья работали пять лет.

Наш рабочий квартал был недалеко от церкви, идти было около двадцати минут. Все по пути было как в тумане, как в белене, окутанной болью и мраком страданий. Двухэтажные трущобы, с выбитыми окнами, из которых валила копоть, бельевые веревки висевшие во дворе домов, и повсюду бродили люди измотанные работой, некоторые падали не землю от бессилия. Все тут, в нашем районе носили грязные рабочие фуфайки, насквозь проеденные сажей и копотью, новые фуфайки правительство выдавало редко, посему шахтерам было особенно тяжело, они ходили грязные с ног до головы, вода здесь надо сказать тоже была большим дефицитом, посему мылись люди очень редко. Неба как такового не было видно, я знал что небо должно быть синим, кажется видел на какой-то картинке, но все что мы видели с самого детства была серая химическая дымка, заволакивающая собой весь небосвод. Где-то вдалеке, у самого горизонта гудели заводы, из огромных труб вверх валили черные столбы дыма. В нашем квартале был вечный сумрак. Ночью вообще становилось настолько темно что, практически ничего не было видно, холода по ночам были страшные. Если днем было совсем тепло, если не сказать жарко, особенно невыносимо было, в северном квартале, где был завод по переплавке металла, который действовал как огромная печь, то ночью иногда было настолько холодно, что под утро вода в лужах замерзала и покрывалась ледяной коркой.

Скоро мы дошли до церкви. Церковь была названа в честь американской певицы Кэти Перри, в этой церкви были захоронены мощи певицы Кэти Перри. Певица Кэти Перри была убита за то, что занималась проституцией, причем занималась проституцией она с самого детства. Ее настоящее имя было Кэтрин Элизабет Хадсон, вначале данная падшая женщина прославилась тем что публично занималась проституцией с бездомными, а потом решив стать певицей взяла псевдоним Кэти Перри, но заниматься проституцией не прекратила. Мы все считали, что церковь назвали именем этой падшей женщины, специально чтобы унизить прихожан О да, вот это здание было величавым, не таким убогим как наши рабочие кварталы. Я почти не видел в детстве высоких зданий кроме церкви и здания завода, где я работал. Церковь была хоть и не новой, но работы по ремонту там велись постоянно. Стены церкви были выкрашены в ядовитый желтый цвет, а купола были зелеными. Не могу сказать что мне было по вкусу данное архитектурное строение, но на тот момент я ничего более величественного и грандиозного не видел, и посему восторгался и ходил в церковь с некоторым удовольствием. У входа в церковь стояли двое полицейских с собаками одетыми в намордники. Огромные псины не унимались и лаяли на людей, входящих внутрь. Как только мы подошли ко входу полицейский, одетый в стандартную форму: черный комбинезон и респиратор, заорал на нас:

– Быстро показывайте свои номера и не задерживайтесь.

Каждый из нашей семьи протянул руку с прикрепленной к ней металлическим браслетом. Полицейский тот час же провел компактным сканером, который он держал в руке по браслету каждого из нас. Сканер одобрительной запищал.

– Проходите! – сказал полицейский.

Это была стандартная процедура, именно так власти следили за тем, чтобы все люди ходили в церковь, номера каждого человека заносились в специальную базу, поэтому если кто-то не приходил на службу, власти тут же об этом узнавали и применяли к нарушителю серьезные меры. Лишь только мы зашли в церковь, и ступили внутрь храма, как позади себя я услышал крики и стоны.

– Ах ты старая Тварь! – заорал один из полицейский на пожилого человека, который закрывал лицо руками.

И тут же в старика полетел удар дубинкой, затем еще и еще. Старик свалился на землю, а полицейский начал его запинывать ногами.

– Получи, получи! – орал полицейский пиная беспомощного старика, – в следующий раз скотина будешь на службу приходить вовремя.

– Эй, – сказал второй полицейский, обращаясь к своему товарищу пинавшему старика, – хватит, остановись, ты убьешь его.

– А на кой черт он нужен, все равно работать уже нормально не может! Так еще и в церковь на службу, пришел не в свою смену. Его смена была в десять часов. А он пришел в одиннадцать. Видимо проспал, дурак старый! Ну и поделом ему.

Cтарика избивали, потому что он, по каким то причинам пришел на службу в чужую смену. У каждой группы людей тут была своя смена, в которую они должны были ходить в церковь на проповеди. Мы должны были ходить в одиннадцать часов утра, другие в двенадцать, ну и так далее. Опаздывать было нельзя, за каждое опоздание начислялись штрафные баллы. У нашей семьи уже было два штрафных балла. Я как-то заболел на работе и не смог выполнить дневную норму производства картонных коробок. Нам начислили два штрафных балла и приставили к нам усиленную охрану полицейских, которые следят за нами регулярно, чтобы мы и не думали нарушать правила, именно эти полицейские будили меня сегодня утром. В общем два штрафных балла на семью это не страшно, это вроде как просто вводят за тобой усиленный контроль и следят за каждым шагом, и так в течении трех месяцев, страшнее если кто-нибудь из семьи тоже заработает штрафные баллы. Вот если сумма штрафных баллов на семью достигнет семи, то тогда будет самый настоящий ад: всем урежут продовольствие и заставят работать на износ по двенадцать часов в сутки, без выходных. А это равносильно смерти, больше трех месяцев на таком ритме работы никто не выдерживал, все умирали. У семьи набравшей семь баллов штрафа, есть только один путь к спасению, дотерпеть до окончания года, потому что по окончанию года все штрафные баллы списываются. Но не так то это просто, как только урезают рацион, сразу же чувствуешь слабость и головокружение, и тут поэтому очень легко сделать хоть мельчайшую ошибку: либо опоздать на работу, либо из-за слабости не выполнить суточную норму производства продукции на заводе, да мало ли чего еще, тут штрафные баллы дают за малейшую повинность, хоть зазевайся на работе и нечаянно натолкнись на полицейского который патрулирует периметр, и все. За распределением баллов никто не следит, все стоит на усмотрение полиции, а именно главы полицейского участка: ему приходит жалоба, и он тут же начисляет штрафные баллы. Как все просто. Поэтому у полиции власть в рабочих кварталах абсолютная.

Полицейский продолжал пинать старика, старик валялся пытаясь защитить голову руками.

– Ну все, хватит уже, успокойся, – сказал полицейский со сканером, смиренно смотрящий, как на его глазах избивают пожилого человека, – эй, дед, все, вставай и проходи в церковь, – сказал он обратившись к старику.

Старик попытался встать, но не смог, и снова упал на землю, затем снова опершись руками о землю попытался подняться, из его рта текла кровь а лицо выражало невыносимые страдания, но и вторая попытка встать не возымела успеха. А это было уже плохо.

– Что ты сделал, ты кажется ему сломал ребра! Как он теперь будет работать? – обратился полицейский со сканером к своему товарищу, – теперь только один путь – добей этого ублюдка, да вызови санитаров чтобы забрали труп.

Второй полицейский подошел к старику и занес свой тяжелый ботинок над его головой. в глазах старика я увидел неописуемый ужас, от неумолимо надвигающейся ужасной смерти, но в то же время в глазах его было что-то вроде умиротворения от того что эта земная жизнь полная боли и мук наконец-то закончится. Ботинок занесенный над стариком, с силой опустился уму на голову. Послышался глухой удар. Затем еще и еще раз. Из черепа старика потекла кровь, образовав небольшую лужу темно красного цвета которая стремительно расширялась. Полицейский наносил удары ногой по голове, пока череп старика основательно не деформировался и не было ни у кого уже никаких сомнений в том, что он мертв.

Я огляделся по сторонам и увидел на лицах людей странное недоумение, а на лицах детей что то вроде интереса, кажется им было не столько страшно, сколько любопытно и даже весело. Лица людей, смотревших на это зрелище меня напугали больше чем смерть старика. Ведь не то было страшно что убили человека, а то что избиение и смерть старика занимали людей.

– Расходитесь! Что столпились и смотрите! Рассаживайтесь по вашим местам! – заорал на людей полицейский совершивший убийство.

Мы стали продвигаться в глубь церкви. Для каждой семьи тут были определены свои места. Большую часть церкви занимали старые и в меру почерпанные деревянные скамейки, наши места были в самом центре зала, к ним мы и стали пробираться. Стены церкви были расписаны сценами из библии. Были на стенах нарисованы и ангелы с огненными мечами, и библейские пророки, и много всего. Но вот самого бога нигде нарисовано не было, и вот поэтому меня всегда мучил вопрос: как же все-таки выглядит могущественный бог, которому мы все служим. В самой дальней части была возвышенность, на которой располагалась кафедра с Алтарем. Задняя стена церкви, перед которой был Алтарь была украшена прибитым к ней деревянным крестом на к которому были прибита фигура распятого человека с терновым венком на голове. Как я уже успел узнать, это был Ешу, сын Бога, который умер за наши грехи. Рядом с Ешу висел портрет Императора.