Ноль часов по московскому времени. Новелла II
Шрифт:
— А с чего ты взял, что они серьезные, мало ли дерьма всякого.
— Много. Но всё равно мы сейчас в пустоте. Поехали тот второй ресторан смотреть.
Приехали.
И увидели на стеклянных дверях табличку, что закрыт до четырнадцати часов.
Но внутри что-то мелькнуло, и я начал стучать по стеклу.
Появилась недовольная женская морда, но увидев двух людей в форме, сразу изменилась в лице, и дверь открылась.
— А у нас все на похоронах.
— Мы в курсе, позвольте зайти. —
— Я… я уборщица.
— А Страхова хорошо знали?
— Ну, знала просто. Здоровались.
Зал в другом совсем стиле — консервативном, можно сказать, под ампир что-то вроде. Марине здесь почему-то больше нравилось.
— А невесту его знали, сюда приходила?
— Приходила. Красивая особа.
— А где они обычно сидели?
— Вон там в кабинете.
Леша издает довольное «хе».
А женщина продолжает:
— Там темные стекла интересные такие — что в зале видно, а что внутри не видно.
Похоже, разгадка — отчего там, а не здесь, — найдена: здесь обратили бы внимание, что сели не в кабинете; там можно на людях, и наблюдатель четко подтвердит алиби. Всё выглядит очень продуманно.
Но мне некомфортно внутри, не нравится, чего-то в этой картине недостает.
— А где директорский кабинет?
Женщина показывает куда-то вглубь рукой.
— Ну пойдемте, покажете.
Идти оказывается совсем недалеко, дверь сразу за баром.
— А открыть не могу, у меня ключа нет.
Дальше полутемный коридор, от него, недалеко, проход в сторону под девяносто градусов, что дальше еще, толком не видно.
Но я чего-то ищу глазами…
Мне вообще здесь не нравится.
Может быть, просто от того что нет включенного освещения?
Нет, в том первом ресторане не просто светлей, а еще и приветливее.
Леша рядом нарочито покашливает, это мне демонстрация — «чего тут торчим».
На улице он с удовольствием закуривает.
— Ну, ясно теперь, пошли в тот ресторан, чтобы для алиби засветиться.
— Да, по всем признакам… только поди это всё докажи. И смерть Страхова непонятною остается.
— А я вот как раз подумал — надо сына как следует разрабатывать. Если установим, где он эту лекарственную дрянь покупал, расколем сразу. Надо прежде всего узнать, где она вообще в Москве продается. В московском правительстве что-то вроде аптекоуправления наверняка есть. Слушай, может, я мотану сразу туда?
— Нормальная мысль, давай. А я в контору.
Было у меня смутное чувство, что выудит новенькое Аркадий Николаевич, и когда вернулся на Петровку, смутное это мое превратилось в реальность — короткий звонок с приглашением к ним приехать.
Снова я в обстановке чужой активности, а людей, мне кажется, еще больше, чем в прошлый раз.
Аркадий любезно встречает меня в кабинете, усаживает, и не хочу ли я чаю-кофе.
Я
— Отснимали похороны и уже отпечатали, вот конверт — там всякое разное. А эти две фотографии, посмотрите, тут тот парень, который приходил в ресторан, стоит ожидает у выхода, на самих похоронах не бы. А вот девица, которую он ожидает, какая-то из служащих. Возможно, вам это в чем-то поможет?
— По…
Я запинаюсь, в голове в одну секунду проносятся — светлый коридор первого ресторана с кабинетной дверью в конце… будто я сижу в зале и Марина напротив, зал за ее спиной… управляющий, посланный со странным заданием… парень у входа в зал… серия из Шерлока Холмса…
— Что, Дмитрий?
— Да, поможет.
— Еще наш сотрудник вспомнил одну странную немножко деталь. Страхов сам сходил к бару и принес им два фруктовых коктейля. Ну, или не фруктовых, но с фруктами.
… что же за день такой, Господи, спасибо Тебе!
Взгляд, устремленный на меня, сделался озабоченным.
— Вы в порядке?
— Фу, в полном.
— Что-то поняли?
— Да всё я понял.
Леша очень довольный показывает мне распечатку и что-то туфтит про аптеки с таким препаратом… их мало, проверить по фотографии будет легко.
— Не надо ничего проверять. Вот на этой фотографии девушку видишь?.. Она, почти наверняка, из ресторана, где сегодня были. Шузуй туда и доставь мне эту девицу.
— Зачем?
— Невнимательный ты у меня.
— В каком смысле?
— В таком, что скорей отправляйся.
— Ну ты хоть намекни.
— С любопытной Варварой знаешь, что сделали?
Лешка кладет в карман фотографию.
И бросает мне уже от дверей:
— Вредина!
А я иду к Михалычу.
— Что, Митя, есть о чем о доложить?
— Скоро будет. Но минут через сорок мне понадобится ваш кабинет.
— Допрашивать? Ниточку нашел?
— Веревочку.
— А по какому убийству?
— По обоим.
— Ну-у, лихо, давай-давай.
Возвращаясь к себе, уже по дороге начинаю ощущать неприятную усталость. Это чувство неприятного в конце расследования посетит меня еще много раз, потом притупится, но не уйдет совсем, потому что сажать людей отвратительное дело. Пока ведешь расследование не чувствуешь этого финала, потом он наваливается буквально физически: либо тем, что это такой же человек, как ты, либо давит наличие в человеческом облике чего-то совершенно нечеловеческого, радости от поимки злодеев, поэтому, тоже мало. И отца пробивало, когда вел уголовные дела — то жалость начинала доставать к подзащитному, то мерзость от нечеловеческих действий. Сейчас они с братом всё больше переключаются на хозяйственные споры, и слава богу, не только деньги, и настроение у обоих хорошее.