Номенклатор. Книга первая
Шрифт:
Как, к примеру, в последнем озвученном случае, где граждане с избирательным правом голоса, сразу задержали своё внимание на прозвучавшем неизвестном им до этого времени когномене всем известного Суллы под другим, счастливым прозвищем. Что тут же вызвало среди граждан различного рода толки, дискуссии и даже зубодробительные следствия несходства мнений в результате прений во время дискуссии, а точнее дискурса в сторону собственного понимания ума-разума своего бесспорно мало разумного оппонента. Где одна часть людей отстаивала вот такую точку зрения – а чего от него другого можно было ожидать, да и следуя логике, то человек вышедший из себя, также буквально может выйти за пределы привычного своего
А вот другая часть народа подвергала сомнению уже саму личность Суллы. – Что-то здесь явно не так, – с выражениями лиц, настаивающими на имеющей место конспирологической версии объяснения всего этого факта, туманно говорили эти люди, – здесь явно имело место опечатка чьей-то мысли, а может и самого редактора. – А вот такие итоговые их мысли, в которых прослеживается вполне себе разумное объяснение всего того, что всех тут смутило, как-то никак не согласуется со всем ими ранее отстаиваемым.
Но всё это неважно, когда имя Суллы у всех на слуху, чего и добивались те, кто эти новости печатал, и он опять полномочный диктатор.
И только собрался Публий оценочно взглянуть на принесшую вот такую интересную новость газету, донесённую до него и его ума хлёстким ветром, испытывающим какое-то странное удовлетворение от цепляние собой Публия посредством бросаемых в него всяких отрывков и мелочей быта граждан, за ненадобностью побросавших их на землю, как он вдруг сталкивается с той самой неприятностью для себя, которая его чуть ли не преследует – толчком в плечо. Чего не скажет о том человеке, кто стоял за этим наступившим для него событием (он вполне мог испытывать от этого удовольствие), которое и в прежнем времени его не раз сопровождало и встречало, когда он немного отвлечётся от внешнего мира, уйдя в себя. И как сейчас им выясняется, то в этом плане мир нисколько не изменился и придерживается постоянства. И если тебя в прежнее время толкали, пытаясь таким образом тебя склонить к некой производной от этого толчка мысли, то и сейчас методы по твоему потрясению и приведению в раздражённое сознание, где такое к тебе отношение так же тебя склоняет оскорбиться, ничуть не изменились.
И Публий тут же вспыхивает во взгляде и, оторвав его от своего погружения в мысли по следам прочитанного, поднимает на того посмевшего его смутить человека. Кто к некоторому замешательству Публия и не думает от него скрываться, а он, наоборот, стоит напротив и не думает от него убегать, во всё лицо улыбаясь.
Публий же при виде такой доброжелательности в лице этого незнакомого человека, решает повременить с выдвижением к нему претензий, пока он должно не разберётся с произошедшим. К тому же его к такой осмотрительности поведения подталкивает не самая обычность обстановки вокруг, где всё им видится не просто незнакомым, а каким-то особенно необычным, и даже дышится здесь не как прежде, через раз другой, а ты прямо воспаряешь в себе, чуть ли не отрываясь ногами от земли, когда вдыхаешь всем собой, а не как обычно через нос, местную атмосферу, а не как опять же прежде, воздух. Плюс земляной настил, куда вступала нога Публия, как только он бросил косой взгляд себе под ноги, выглядел до невероятности ровно, тянувшись в этой одной ровной плоскости вдоль всей улицы.
И такое удобство дорог было сперва должно оценено его ногами, вступающими на эту до удивления ровную дорогу не без своего удовольствия, где им теперь не приходиться наталкиваться на разного рода провалы и неровности на поверхности земли, и что особенно радует, так это то, что ногам не приходится встречаться с жёсткой реакцией камней и булыжников, попадающимися на каждом ходу.
И Публий имеет на этот счёт разумные, в коридоре логики догадки. – Земляная поверхность, испытывая на себе продолжительное время давление небесной сферы, больше в тех местах, где проживает большое количество населения, кто тоже каждый день топчется по земле под собой, сгладила в этих местах свои неровности и в результате стала так удобно и приятно выглядеть для ног жителей Города. Плюс, конечно, надо отдать должное инженерной мысли архитекторов Города, без чьего участия вообще бы не было дорог.
Ну а как только с фундаментом, на котором стоит и зиждиться строение этого нового мира и жизни, Публий отчасти разобрался, то он перевёл свой взгляд вокруг себя и своего окружения, состоящего одновременно из знакомого и незнакомого архитектурного интерьера домов. Где находящиеся вокруг него здания, идущие вдоль улицы, вроде и казались всё такими же, как прежде в своём архитектурном выражении того, что он раньше видел, но что-то в них неуловимо присутствовало незнакомое для Публия, какая-то ощущаемая им холодность и отстранённость, что он не мог их принять за те же самые дома. – Какие-то они прилизанные и вычурные. – Сделал свой вывод из этого наблюдения Публий, наконец-то, полностью сконцентрировавшись на стоящем перед ним человеке. Кто требовал от Публия особенного внимания хотя бы потому, что он не прошёл мимо Публия, а остановился перед ним и явно с какой-то только ему известной целью.
А люди, как говорилось, говорится и будет сказываться, во все времена всё те же. И они в отличие от тех же своих детищ, архитектурных проектов в виде зданий, кои только с виду неизменчивы в веках и монументально выглядят, с виду как раз не столь изменчивы на протяжении их известного жизненного существования в веках. А всё оттого, что они меняются не чисто внешне, а в них происходит внутреннее изменение, – у человека меняются взгляды на самого человека, на его суть и вокруг, – и всё это может заметить только сам человек, имеющий в себе иные взгляды на человека.
Чему полностью отвечал Публий, вот он сразу и приметил в человека напротив совершенно другую, отличную от него конституцию жизни, и то, что он смотрит на мир и на него совершенно другими, в чём-то насмешливыми глазами. Тогда как Публий был более чем серьёзен и не позволял себе такую лёгкость по отношению к окружающему миру и людям, представляющими собой этот мир. – Наверное, такая лёгкость и в чём-то даже беспечность жизненного взгляда людей будущего, стала следствием их более умеренной и спокойной жизни, где им не нужно ежедневно думать над вопросами выживаемости своего рода. У них этот вопрос решён. Вот они и ведут себя и смотрят на мир вокруг себя с такой насмешкой. – Рассудил про себя Публий по следам беглого осмотра человека напротив.
А вот что из себя представлял этот человек с лёгкостью своего бытия в лице и во всём виде, ещё толком было непонятно для Публия. Кому надо бы поскорее приходить к этому пониманию, а то так, без всякого толку стоять долго рядом и не пойми с кем, кто ещё к тому же на тебя во все вытаращенные глаза смотрит, не каждый человек выдержит. Правда этот человек с насмешливым взглядом не выказывает никакого неудовольствия и нетерпения, а ему как будто и самому доставляет интерес и удовольствие быть объектом наблюдения для постороннего человека, кто ведёт себя так необычно для этого настоящего времени – наглядно интересуется незнакомым для себя, просто с улицы человеком.
Тогда как в это настоящее время так не принято себя вести на улице и даже в гостях – человек нового времени интересуется только собой, и его, если что-то и волнует, то только вещи, напрямую связанные с ним. И для него человек посторонний существует лишь поскольку-постольку, чтобы, например, не забыть свой разговорный язык и слышать себя вслух, чтобы знать себя.
Конец ознакомительного фрагмента.