Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке

Субетто Александр Иванович

– «В немецком слове “сознание” – Bewustsein – имеется непосредственное указание как на сознательность и даже самосознание, так и на бытие, существование (sein). Иными словами, сама “метафизика” немецкого слова “сознание” органично ориентирует мысль на индивидуальное и сознательное бытие. При этом в немецком слове Bewustsein нет прямого указания: а) ни на жизнь; б) ни на нечто соборно-совместное, что есть в сознании; в) ни на фундаментальность знания. Не случано даже антиперсоналист Гегель начинает с бытия в “Науке логики” и Я в “Феноменологии духа”, а не со знания и не с общности. Нет, конечно, правил без исключения. В германской философии были К. Маркс, Ф. Якоби, Ф. Ницше и докантовская мистическая традиция, идущая от М. Экхарта и Я. Беме к Шеллингу и Баадеру.

Любопытно, что именно эти фигуры оказались наиболее созвучны русской философии. Влияние Шеллинга общеизвестно» (курсив мой. – С.А.) [1153] .

– « Русская философия никогда не начинает с бытия, тем более с бытия, понимаемого абстрактно-логически . Более того, еще А.С. Хомяков, для своего времени гениально почувствовавший коренную связь русского языка и санскрита, прекрасно показал, что русское “бытие” указывает на нечто сугубо вторичное и относительное (быт), точно так же ,как и санскритское “бхута” (ссылка: А.С. Хомяков. Соч. в 2-х томах, т.1, 1994, с.341. – С.А.). В другом месте он совершенно точно сопоставляет русскую “суть” с индийским “sat” (сущее) (ссылка на ту же работу, с.340. – С.А.). Впоследствии эти языковые интуиции русского мыслителя получили блестящее подтверждение в филологических исследованиях русско-санскритских параллелей (ссылка: Н.Р. Гусева, «Арьи, славяне: соседство или родство?!» // «Древность: Арьи. Славяне», 1996, с.85. – С.А.). Налицо прямая связь русск. “суть”, “сущее”, “сущность” и, соответственно, санскр. “sat”,”sattva”, “satattva”; русск. “есть”, “истина” и санскр. “as”, “es”, “satya”; русск. “правда”, “обряд”, “правый” и важнейшего метафизического санксритского корня “rta”. Такого рода лексико-метафизические параллели можно множить бесконечно. Они доказывают, во-первых, глубочайшую древность категориальных корней русского языка; во-вторых, что мы ни у кого механически не заимствовали философский терминологический аппарат (у тех же греков) и что, возможно, имел место как раз обратный процесс, если вспомнить греческие предания о гиперборейцах; и, в третьих, гениальность соловьевского хода мысли в “Философских основаниях цельного знания” (ссылка: В.С. Соловьев. Соч. в 2-х т., т.2., 1988, с.218–222. – С.А.), где он отлично обосновывает содержательную пустоту чисто логической категории бытия , могущего быть лишь предикатом, и кладет в основание своей философской системы категорию сущего » (курсив мой. – С.А.) [1154] .

– «Но если не с бытием и не с самосознающим эго Декарта, то тогда с чем же связывала русская философия сознание как нечто действительное сущее?

Во-первых, это “со”, т.е. что-то превосходящее мое эго и органично отсылающее к некому “мы”, к общности, к совместной родовой жизни и деятельности. Мало того, только благодаря этой живительной связи с “мы” я могу сформировать, существовать и развиваться как сознательная личность (это положение А.В. Иванова повторяет теоретическое положение, сформулированное автором в монографии «Онтология и феноменология педагогического мастерства» (1999), – о первичности МЫ-онтологии по отношению к «Я-онтологии»; что в «Я» тем больше сущности, содержания, смысла, чем больше в нем «МЫ», – С.А.)… Однако “со” подразумевает не только прозонтальную общность и связанность с тем, что мне подобно, т.е. с другим “я” в рамках социального “мы”, но также с тем, что может быть и “выше”, и “ниже” меня. Имеется в виду органическая связь с природным миром…, а также связь с духовными началами, а, возможно, и деятельными “я”, которые могут превосходить меня по уровню своей сознательной деятельности…

Во-вторых, подобное “со” как направленность на связь и общение с собой и миром, всегда реализуется только в знании и через знание. Мы совершенно согласны с чеканной формулой К.Маркса: “Способ, каким существует сознание и каким нечто существует для него, это – знание” (ссылка: К. Маркс, Ф. Энгельс. Из ранних произведений, 1956, с.633. – С.А.)… Сознание всегла существует лишь в стихии многообразного знания и лишь посредством него реализует свои многообразные функции…» (курсив мой. – С.А.) [1155] .

Подведем итоги. Сознание филоонтогенетически связано с языком, как важнейшим механизмом социокультурного наследования, носителем ценностного генома (понятие «ценностный геном» мною было введено в «Разуме и Анти-Разуме», 2003).

Более того, язык определяет особенности выстраивания философской рефлексии и, соответственно, различия национально-философских сознаний, за которым скрывается различие их ценностных геномов, закодированных в национальных языках и культурах. Именно это прекрасно показал А.В.Иванов.

К этому можно только добавить, что стратегии «социальной вирусологии» (концепцию социальной вирусологии автор разрабатывает с 1993 г.), как правило, включают в себя перестройку бессознательного и сознания человека на основе изменения языка, на котором он мыслит, или вменения ему специального языка, как, например, делает т.н. «церковь Саентологии» (этому была посвящена специальная коллективная монография «Анти-Саентология» в 1999 г.).

Сознание кодирует поведение человека. Л.Н. Гумилев в своей концепции этнологии, включая теорию этногенеза, определяет этнос через различие поведений и интуитивное разграничение на «наших» и «не наших». Это означает, что этнос сопряжен в своей самоидентификации с этническим (коллективным) сознанием, отличающим его от других этносов.

В чем же смысл сознания?

1. Сознание есть то, что выделяет человека из животного мира. Оно возникает исторически вместе со «словом» и языком, с осознанием знания и деятельности человека. Знание – это осмысленная информация, т.е. информация, имеющая смысл для ее получателя. Но не просто смысл, а смысл, проверенный критериями истины, добра и красоты, т.е. правды. Поэтому сознание и знание сопряжены. И русское слово «со-знание» передает эту сопряженность.

2. Сознание реализуется с помощью знаний. При этом знания трактуются широко, они охватывают не только познавательную, но и деятельностную, ценностную, эмоциональную формы освоения мира.

3. Сознание – «тонкий слой» знаний, погруженный в информационную пирамиду бессознательного как эволюционной памяти. Но этот «слой» появился в результате перехода человека к трудовой форме освоения природы и в результате «языковой революции».

4. Сознание – коллективистское явление «МЫ-онтологии» человека (по автору). «Каждое “я” не только содержится в “мы”, с ним связано и к нему относится, – писал С.Л. Франк в «Духовных основах общества», – но можно сказать, что и в каждом “я” внутренне содержится, со своей стороны “мы”, так как оно… и является последней опорой, глубочайшим корнем и живым носителем “я”» [1156] .

Сознание человека и сознание общественного интеллекта взаимосвязаны точно так, как взаимосвязаны бессознательное человека и бессознательное нации, которую он представляет.

«МЫ-онтология» как основа бытия «Я-онтологий» и сознания человека, отражает и тот факт, что в каждом человеке есть бессознательное, т.е. эволюционная память, в которой отражается аккумуляция информации многих предшествующих поколений людей, и в т.ч. – социокультурная и этническая память.

Об этом А.В. Иванов написал как о «прото-Я», т.е. «бессознательно со-знающем бытии глубинного Я» [1157] . Он показывает развертывание «вертикальной» оси самосознания как расширение «жизненного мира» личности (это один из аспектов иерархии сознания. – С.А.).

«Это есть одновременно и углубление в свое собственное монадное Я, причем, чем больше человек “забывает” о своем телесно-эффективном и социальном эго – тем шире он творит и со-знает и тем более значительные структуры и конституэнты его внутреннего мира раскрываются перед ним, включая его жизненную сверхзадачу» [1158] .

«Чем выше уровень самосознания личности, вплоть до перехода на гипотетический уровень сверхсознательного космического Я – тем больше не только выявляется ее глубинное Я, но и обогащается опытом эмпирического земного пути человека. Глубинное Я, таким образом, может быть истолковано как субстанциональное основание бытия нашего эмпирического “я” (реального и идеального)…» [1159] .