Нора под миром
Шрифт:
— Ты что?! Это некрасиво! — ответила ей Наташа.
— Ещё чего! — презрительно отозвалась лихая атаманша и быстро, как уж, скользнула к калитке.
— Стой, Катька! — ругаясь шёпотом, побежала за ней Платонова. — Не смей так делать! Это неприлично!
Это было в самом деле неприлично, и Лёнька побежал следом. Он очень со-жалел, что не обладает, подобно наглой Катьке, раскованностью. Если бы не это, он сам пошёл бы слушать под окошком.
Негодная девчонка уже сидела у стены и держала наготове широко открытый рот. Весь вид её выражал полнейшую
Лёнька подобрался ползком, как и Наташа. Вот будет дело, если их застука-ют!
— Скажешь ей, когда придёт, — раздался низкий голос Леха сквозь марлевую преграду от мух. — чтобы зашла ко мне на пасеку.
Бабушка Лукерья что-то невнятно проворчала.
— Я не могу её ждать. — ответил пасечник. — Я должен стеречь дом.
Он вышел. Сидящие под окном хотели уже потихоньку выбираться, как вдруг с удивлением услышали, как бабка Лукерья яростно плюётся.
— Ирод, чисто ирод! — ругалась она. А потом послышалось торопливое моно-тонное бормотание: старуха молилась!
Наташа с Лёнькой переглянулись. Ничего особенного, если подумать, не про-изошло. Но отдельные детали складывались в довольно подозрительную картину. Бабка Лукерья не любила пасечника Леха и это было вполне понятно. Ведь если Леший и впрямь соврал, если нелюдимый пасечник не родня старухе, то её непри-язненное отношение к цыгану имеет объяснение. Зато у её свояченицы с Лехом были какие-то свои тайны. Лех должен охранять свой дом — что всё это значит? От кого он должен охранять его, если туда свободен доступ не только для всей съё-мочной группы, но и для Наташи с Лёном?!
— Пойдём, спросим Лешего. — почему-то шёпотом предложила Наташа. И они почти ползком выбрались из-под окошка.
— Дядя Леший! — позвали они под окном у покосившейся избы экс-лесника. Никто им не ответил. Калитка не была заперта на крюк. Хотя обычно, как они за-метили, Леший очень старательно запирал её, чтобы не допустить проникновения в свой огород варюхинских нахальных кур. Оставшись без своего раджи, весь га-рем бестолково шастал по деревне. Вот и теперь в огороде копошились разно-цветные несушки.
— Дядя Кузьма! — снова позвали они, теперь уже с запущенного и захламлён-ного крыльца. Стук в дверь ничего не дал. Поторкались немного, подёргали за ручку. Обычно у блошинских запирали калитки от настырных кур, а двери как раз едва прикрыты — только, чтобы мухи не лезли в сени. Здесь же всё наоборот.
— Значит, опять ушёл к своим. — заключил Лёнька.
Но тут, словно в опровержение его предположения за дверями что-то упало и покатилось.
— Дядя Кузьма, так ты дома?! — крикнул в щель Косицын.
— Чего вам надо? — глухо раздался голос.
— Мы спросить! — подала голос и Наташа.
Внутри послышалась возня. Но дверь так и не открылась. Ребята подождали, потом снова постучали.
— Идите отсюда! — крикнул Леший. — Не буду я ничего рассказывать!
Недоумевая, оба отошли и заглянули
Высвободив курицу, оба удалились. Была идея заглянуть ещё и к близнецам Варюхам.
— Подожди, тут требуется хитрость! — остановил Наташу Лён. — Так просто они могут не открыть. Надо принести подарок.
Прибежав домой, оба миновали загоравшую на одеяле Зою. За верандой что-то колотил, пилил и резал дядя Саня. А напротив, около домика бабки Евдокии шла вовсю возня и беготня. Сама она с довольным видом вышла за калитку, оста-вив позади себя всю рабочую группу, нещадно топтавшую траву в её запущенном многие годы огороде. Бабка Евдокия направилась было к Лукерье.
— Баба Дуня! — окликнули её.
По заросшей муравой дорожке к ней спешили свободные от работы на сего-дня молодая исполнительница роли фермеровой жены и пожилая костюмерша Виолетта.
— Баба Дуня, скажите, куда за ягодами пойти? — спросили женщины.
— Какие ж ягоды, мои хорошие? — удивилась бабка. — Ещё не время. Земляника-то поспеет через две недели.
— Ну-уу! — протянули разочарованно женщины. И тут же придумали новую идею:
— А если листьев набрать для чая?!
— Ступайте, голубки. — согласилась бабка. — Только в эту сторону идите. Там нет болота, места сухие.
Она махнула рукой.
— А мы знаем, в другую сторону нельзя ходить. Там Бермудский треугольник. — отвечали женщины.
Они ушли, а бабка Дуня смотрела вслед им и смеялась. Это ж надо: Бермуд-ский треугольник!
Она обернулась. У калитки стояла бабка Луша. И холодно смотрела на своя-ченицу.
— В дом не входи. — сказала она. — У меня над косяком иконка остробрамская.
— Не думай, не пойду. — усмехнулась Евдокия и оглянулась.
— Лех приходил. Сказал, что ждёт тебя. — сухо произнесла старуха. Все свои рубленые фразы она произносила чисто, без обычного матерка.
— А чего не подождал меня?
— Я не советчица Леху твоему. — ядовито отвечала Луша. — Говорит, что дом стеречь должон.
Евдокия снова оглянулась и прислушалась. Острыми глазами она обшарила семёновский забор и густо росшие за ним заросли одичавших многолетников. Улица на удивление была пуста. Лукерья всё не уходила от калитки и молча про-должала ждать. Тогда её свояченица повернулась и пошла, сопровождаемая враж-дебным взглядом.
— Виктор, тебя Борис зовёт чего-то. — бросил поздно вечером один из техни-ков, пробегая мимо.