Нора
Шрифт:
Фирма, параллельно со старым добрым «Солярисом», ставила сотрудникам компьютеры с новой операционной системой «NT», и Руэлу нужны были дополнительные руки. «Как», ужасался Володя, «это же Майкрософт! Оно же у нас грохнется через пять минут!». А Руэл, вращая между пальцами инсталляционный диск, возражал: «не надо отрицать новое, а то останемся в каменном веке». Поставили «NT», и никто не умер.
У работы на полставки в Йокнеаме оказалось дополнительное преимущество: легче было скрывать от окружающих встречи с Магдой. «Будут звонить — скажи, что я здесь, нo в другой комнате, хорошо?» — просил он Руэла, и тот, усмехаясь в бороду, не возражал.
…После ужасного сентябрьского вечера Володя в полицию не пошел — просто не знал, как. Вереница праздничных дней, когда официальные учреждения не работают — Новый Год, Судный День, праздники Суккот и Симхат-Тора — заставила Володю отложить этот поход, а все, что откладывается на день, не делается уже никогда. Через несколько дней он стал подозревать странное: никто, судя по всему, исчезновения Магды не заметил. Он звонил Феликсу, нo тот не откликался на звонки. Станций техобслуживания под Хайфой несколько сотен, на каждой — не один электрик, поди найди; а где и кем работала Магда? В компании любителей авторской песни, в которой она вращалась постоянно (и Володю приобщала) не знали о ней ничего — все там были вольными пташками: хочешь — заходи, не хочешь — нет. Расспрашивать он боялся.
Не будь Руэла, Володя сошел бы с ума. На его счастье, Руэл почуял, что с ним что-то неладно. Не задавая никаких вопросов, он буквально силком затаскивал Володю на работу, грузил его заданиями, сам, наверное, ломал систему, чтобы Володе было что чинить. Володя тогда подумал, что у него за четыре года в Израиле впервые появился ивритоязычный друг.
…Третий слева на фотографии. Третий слева.
7. Реальность трех очередей
— Ох, Иермет, Иермет, какая же ты скотина, — пожаловалась Нора в пространство, выключила свет и легла спать. В последнее время жалобы Иермету (или на Иермета, что, в сущности, одно и то же) входили в ее ежевечерний ритуал. Обычно — с подробным перечнем всех бед истекшего дня; нo пocлe сегодняшних переживаний сил на перечень уже не оставалось, и бедному писателю просто досталось на орехи.
Имя «Иермет» впервые появилось на карте города Очен, который они начертили вдвоем. Они тогда задались целью придумать мир, где они будут отдыхать. Сурт в детстве читал Дональда Биссета, он разыскал книгу и принес Кайре. Даже почти в семнадцать лет ее очаровали рассказы, где вообще ничего страшного не происходит, и все равно интересно. Кайра сказала, что это — как «ижик в тумане» (оказалось, что Сурт «ижика» не читал, нo это сразу исправили). Они решили создать не идеальный мир — в нем было бы слишком неинтересно — а просто спокойный мир. Со своими проблемами, важными и сложными, нo без войн и террора. Допустим, они и были когда-то, нo теперь отошли в прошлое. В этом мире было много солнца, моря, хорошей погоды и свободного времени. Там можно было, не опасаясь, гулять ночью (если у тебя есть удостоверение личности, конечно).
Сурт хорошо рисовал карты. Кайре хорошо давалось описание пейзажей. Имена и слова отлично давались обоим («йардай рьшае» — добро пожаловать). Среди достопримечательностей курортного городка Очен рукой Володи было выведено: «домик писателя Иермета». Так и осталась у нее эта карта, среди всех записей, которые Володя оставил ей в том конверте.
Много позже она вернулась к этому Спокойному Миру (она решила, что так он и будет называться — Йашкна, Спокойный Мир) и принялась его доделывать. Всюду, где были незавершенности, до боли не хватало Сурта, нo с этим ничего невозможно было сделать: приходилось работать одной. Дошло дело и до писателя Иермета. Жил он в двухэтажном доме с большой овальной террасой, с видом на набережную. Был у него, разумеется, компьютер с огромным, в полстены, экраном (они еще с Суртом решили, что технология там развивается, несмотря на отсутствие войн); жену его звали Тшаен, а дети… Нора перебрала много вариантов, но, в конце концов, решила, что будут сын и дочь. Тогда ей и представилось, что, пока она изобретает биографию писателю Иермету, кто-то сочиняет историю ее собственной жизни. А почему «кто-то», а не Иермет? Почему бы ему не нафантазировать Землю, как место действия романа? Почему бы ей, Норе, не быть главной его героиней?
Вот и стала она каждый вечер ругать Иермета — это он-де наградил ее такой горемычной судьбой, как в мексиканском телесериале. Это он сделал ее такой ленивой. И так далее.
Периодически, отрываясь от работы, «Приключений Маруси» и ничегонеделания, она писала текстики про Йашкну и посылала Мареку. Тот отвечал, что это — настоящее, покруче «Маруси», нo надо быть последовательной и вначале закончить писать то, что уже пишется.
Конечно, по-настоящему она в Йашкну и Иермета не верила. За нынешний день стало вдруг понятно, что вообще все приключения Кайры в различных мирах, так или иначе, воспринимались Норой как игра. Ну, летала. Ну, видела. Ну, колдовала. Но — где-то в подкорке — «понарошку». Единственным миром, который был «на самом деле», а не «понарошку», оставалась обычная земная реальность Трех Очередей: за водкой, в туалет и из пулемета. Про три очереди придумал в свое время лохматый рокер Юра Бурсак, с которым Нора встречалась восемь месяцев, в интервале между Володей и Геной. Из-за них-то Нора с ним и поссорилась, отстаивая всякую возвышенность и романтику. А на самом деле была точно такой же, только хорошо притворялась. (Эх, Иермет…)
Даже Марек с его письменными рассказами о знакомстве с Пушкиным и мадам Блаватской не изменил ничего. Подумаешь — у тебя Блаватская, а я самому королю Артуру руку пожимала. А что тебя, мол, кошка ночью за моим окном засекла, так кошку не спросишь, а спросишь — не ответит. Реальность Трех Очередей была непоколебимой, и хуже всего было то, что Нора не отдавала себе в этом отчета, и уверяла сама себя в том, что она-то — не из цивильной толпы, она-то — парит в небесах, она-то…
Реальность Трех Очередей в одно мгновение рассеялась сегодня, когда за окном четвертого этажа вырисовался неподвижный Александр-бань, действительно паривший в небесах. Гюльчатай, кстати, осталась к нему совершенно безучастна. А Нора по-настоящему начала что-то понимать только тогда, когда он, поклонившись, растаял в воздухе, обещав вернуться на следующий день.
Крепостная стена, отделявшая сны, мечты, сюжеты, глюки от повседневной дествительности, развалилась, не выдержав удара тараном. Не первого даже. Третьего подряд. Первым было подключение к Интернету, — она вдруг почувствовала, что весь земной шар сжался в клубочек под ковриком для мышки на ее компьютере. Как назло, на коврике был нарисован глобус. Ощущение прошло, потому что виртуальная реальность, как ни крути, оказалась виртуальной, а, значит, местом обитания Кайры, а не Норы. А вo второй раз в стену ударила история с Диной Кросс.
В послании, посвященном грядущей пятой годовщине окончания школы, Хайчик призывал «помянуть добрым словом покойного Гену, дa будет благословенна его память! Пусть он снова будет с нами, и нас опять будет девятнадцать! (Я, конечно, исключаю Михаила Левкомайского из наших одноклассников!)!».
Левкомайского? Пай-мальчика, чистюлю, любимца учителей? Славку Бородача, школьного террориста, ныне «нового русского», он в списке оставил. Хотелось спросить Хайчика, как Муму Герасима: «за що?»
Нора не стала писать Хайчику, а воспользовалась Интернетом. «Levkomaisky… Levkomajskij… Levkomayskij…». На пятом варианте поисковая машина выдала результат. На экране был портрет очаровательной молодой женщины и текст, начинающийся с «Hi, I'm Dina Cross». Норин английский за год работы с Сетью расправил крылья: она понимала все, и даже нашла несколько ошибок.
Здравствуйте, я — Дина Кросс, и я счастлива. Я живу в Сан-Матео, Калифорния, где занимаюсь консалтингом по маркетингу. Дни моих мучений кончились.