Норильские рассказы
Шрифт:
– Одного срока не отсидел, навешивают другой, – жаловался Либин, единственный в Норильске специалист по электрофильтрам. – От вашего заключения зависит, удастся ли нам отделаться от этого мозгляка Зеленского, вы появились на заводе недавно и за аварию не отвечаете. Выскажите свое мнение.
– Я уже свое мнение высказал. Оно в написанном мной отчете об аварии, а также в приказе начальника комбината.
– Не отступайтесь от этого. Пожалуйста, не отступайтесь!
Зеленский вызвал меня последним. И не в ту комнатушку
– Тебя в десять вечера ждет оперуполномоченный, – сказал он, понизив голос. Вызов к оперуполномоченному радости не сулил – нарядчик, неплохой парень из мелких уголовников, понимал, что на меня будут что-то «навешивать». – Так что готовься!
– Готовься! – это же самое повторил Витенз, заменивший Козырева на соседней койке. – И сдержись! Ты можешь всякого в ярости наговорить, этого не надо – он будет мстить. И если я засну, разбуди, когда вернешься. Но я не засну, я буду тебя ждать.
Зеленский знал, как воздействовать на неустойчивую психику людей, вызываемых на «собеседование».
Он сознательно допрашивал меня последним, а не первым. И, пригласив на десять вечера, продержал до одиннадцати, когда вызвал к себе. Он был один в своем кабинете, ни книг, ни газет у него не было – просто сидел за столом и муторно ожидал, пока я дойду до изнеможения, до того накала и перегара, когда намеченную жертву можно брать голыми руками. Методы были слишком дешевыми, чтобы действовать. Следователь с двумя ромбами в петлицах, полгода мучивший меня на Лубянке, был гораздо умней, чем этот человечишко с хриплым заплетающимся голоском и лейтенантскими звездочками на погонах.
– Давно нам надо было побеседовать, – сказал он так, словно приглашал взаимно порадоваться, что встреча наконец состоялась. – Вы, конечно, знаете, почему я вас вызвал?
– Скажете, узнаю, гражданин уполномоченный!
Он озадаченно посмотрел на меня. Ему не понравился мой голос. Он продолжал развивать задуманный план разговора.
– Понимаю, знаете. Нехорошее, очень нехорошее дело – электрофильтры. Страна так нуждается в никеле. Вы ведь знаете, что никель идет на танки и на орудия! И такие аварии в технологическом процессе! Очень нехорошо, правда?
– Очень нехорошо. Что вообще хорошего в любой аварии?
– Я знал, что вы согласитесь со мной. Любая авария – плохо, а эта – особенно. Весь же технологический процесс затронула скверная тяга в газоходах! Я верно излагаю события?
– Совершенно верно, гражданин уполномоченный!
– Тогда пойдем дальше. Раз произошла авария, значит, на то были причины. Так сказать, виновники несчастья. Вы согласны со мной?
– Полностью согласен. Зеленский придвинул к себе бумагу и карандаш.
– Поговорим теперь о конкретных виновниках. Кто, по-вашему, больше всех отвечает за нарушения технологического процесса?
– Не кто, а что, гражданин уполномоченный. Он удивился. – Как вас понимать?
– В самом простом смысле. Соединились в узел нехорошие объективные обстоятельства. Грянули морозы и оледенили газопроводы. Сильная пурга выносила все тепло из стен. В результате температура газа упала и сконденсировалась серная кислота. А кислота, как известно…
Он раздраженно прервал меня:
– Я читал приказ Панюкова о ликвидации аварии на электрофильтрах. Незачем повторять это.
Я постарался придать своему лицу самое глупое выражение.
– Но ведь в этом приказе очень точное объяснение, очень исчерпывающее. Я не осмелюсь ни дополнять, ни исправлять решения начальника комбината. Кто я, и кто генерал Панюков?
Он вышел из себя. Он решительно не годился на ту непростую роль, которую взялся выполнять.
– Что вы мне суете в нос генерала Панюкова? Он генерал, пока выполняет свои обязанности как положено! Уже не одного генерала – и повыше Панюкова – мы брали, когда они забывались… Отвечайте – будете нам помогать?
– Не понял, гражданин уполномоченный… В смысле – против начальника комбината?
Он сдержал раздражение. Он еще не был уверен, точно ли я так глуп, каким кажусь. И старался снова говорить спокойно.
– Оставим в покое Александра Алексеевича Панюкова. Он на своем месте, вы на своем. Будете ли помогать нам разоблачать скрытых врагов советской власти, которые своими тайными кознями чуть не сорвали работу оборонного завода?
Я понял, что пора расставлять все знаки препинания в невразумительном тексте.
– Безусловно буду, гражданин уполномоченный. Для этого нужно только одно – чтобы я увидел этих врагов советской власти. Но я полностью согласен с приказом начальника комбината, что не скрытые враги, а жестокие морозы, свирепые пурги…
Он встал. Он понял: из меня не выжать того, что ему желалось.
– Идите. И можете быть уверены, у вас не будет оснований жаловаться на то, что к вам относятся хуже, чем вы того заслуживаете.
– Благодарю вас, гражданин уполномоченный, на добром слове, – сказал я смиренно.
Витенз еще не спал. Он с тревогой смотрел на меня. Меня трясло, я не мог побороть возбуждения.
– Все в порядке, – ответил я на немой вопрос друга. – У меня теперь не будет оснований жаловаться на него, так он сказал. Думаю, мне, как Козыреву, навесят новый срок за то, что не оправдал их ожиданий.
– Глупости, – сказал Федор. – У Козырева было всего пять, довесить пятерку – проще простого. А ты уже имеешь десятку. Добавить сверх нее и для третьего отдела непросто, нужно заводить новое дело. Он тебя оставит в покое, уверен в – этом.