Норки!
Шрифт:
Часть IV
Глава 48. ПАДЕНИЕ МОГУЧИХ
Держись от людей подальше, чего бы это ни стоило!
Его отец постоянно твердил это правило, с тех пор как Филин себя помнил. Тому же самому родители учили Юлу, Бориса, Фредди, Раку и всех, кого Филин знал. Нет хищников страшнее людей — на этом сходились все. Они столь хитры, что ни одно дикое живое существо не может надеяться когда-нибудь узнать все их уловки и трюки и познакомиться со всем арсеналом устрашающего оружия, которым умело пользуется человек. Ни одно существо никогда не должно соблазняться разнообразными диковинками, которыми владеют люди, ибо какими бы привлекательными ни кажутся их угощения и устройства, все они созданы для того, чтобы убивать, лишать свободы, подчинять остальные существа человеческой воле.
Вскоре после того, как Филин научился прилично летать, отец взял его с собой в поля, чтобы, так сказать, наглядно проиллюстрировать все то, что он рассказывал о людях.
«Взгляни на этих животных, — сказал он, указывая на пережевывающих жвачку коров и гурты пасущихся овец. — Люди превратили их в безмозглых скотов. Они добровольно остаются за заборами и проволочными изгородями, а за это люди дают им еду.
Гляди лучше, сынок: эти звери потеряли свободу и не могут больше бродить где захочется».
С этими словами старый филин указал на неестественно правильные очертания пастбища.
«Кому-то это безбедное существование может показаться привлекательным, — мрачно добавил он. — Этим животным ничего не надо делать — только открывать рты, жевать и тучнеть. На самом деле люди отняли у них жизнь, да так ловко, что те даже этого не заметили. Любое живое существо в лесу скорее согласилось бы голодать, чем позволило людям до такой степени распоряжаться собой и своей судьбой».
«Однако взаимоотношения между людьми и животными нельзя изображать только черным и белым цветом, это тебе не сорочьи перья», — продолжал объяснять старый филин.
«Некоторые птицы, — говорил он, — часто заигрывают с опасностью, которая идет от людей. Крикливые чайки стаями собираются здесь в непогоду и, кажется, совершенно не боятся людей. Так же ведут себя перелетные птицы, когда они появляются в этих краях летом. Впрочем, птицы умеют летать и потому могут чувствовать себя в относительной безопасности по сравнению с существами, которые привязаны к земле. Но для тебя, филина, закон неумолим: держись от людей подальше, чего бы это ни стоило, иначе рано или поздно они до тебя доберутся».
Потом они полетели поглядеть на пролегшую вдоль настоящей реки твердую реку, по которой ездили людские грохоталки.
«Это называется шоссе, — строго сказал старый филин. — Держись подальше и от него. Ты наверняка слышал, как матери наземных животных велят своим детям никогда не играть здесь. Смотри, и ты поймешь почему».
Усевшись на дереве возле дороги, они дождались, пока не показалась одна из грохоталок. Она неслась с такой скоростью, что Филину показалось, будто вся долина затряслась и задрожала. Как и большинство человеческих творений, грохоталка отличалась неесте– ственно прямыми, угловатыми очертаниями и была такого кричаще-яркого цвета, что Филин невольно зажмурился, когда лучи вечернего солнца попали ему в глаза, отразившись от блестящей поверхности. Потом они подождали еще, и в сгустившейся мгле Филин снова был ослеплен — на этот раз ослепительным светом фонарей, установленных на грохоталке. Отчаянно моргая слезящимися, ничего не видящими глазами, он почувствовал, как в его душе нарождается ужас. Ни одна птица — даже быстрокрылый сокол-сапсан — не умела летать с такой головокружительной скоростью.
Впоследствии отец показал ему железные коробки, которые с ревом плыли высоко в небе, оставляя за собой белый, как облако, лед. Ни одна птица не могла бы подняться так высоко.
«Мы уверены, что это тоже люди, — сказал отец Филину. — Слишком уж прямо летят эти штуки, чтобы быть живыми. Наверняка это специальные летающие грохоталки или, вернее сказать, гуделки. И нечего удивляться — люди, кажется, запрограммированы, чтобы покорять и править. Но ты, сын, должен всегда помнить о том, как тебе повезло. Ты родился в Старом Лесу, куда, неизвестно почему, люди не заходят, если не считать одного и того же человека с его желтой собакой.
Но это совершенно не значит, что ты можешь забыть основное правило. Ну-ка, повтори его!»
«Держись от людей подальше, чего бы это ни стоило, — послушно повторил Филин. — Иначе рано или поздно они до тебя доберутся».
О том же самом твердили Филину все его инстинкты. Чем дальше он улетал от леса, исследуя прилегающие к нему поля, тем чаще он сталкивался с людьми и всегда чувствовал одно и то же: стоит ему только обнаружить свое присутствие, и это кончится для него плохо. Даже без строгого отцовского внушения Филин знал бы, что ему любой ценой следует держаться от людей как можно дальше. И большинство обитателей леса придерживались в отношении людей того же незыблемого правила, вложенного в них самой природой.
К тому времени, когда ясным и теплым утром возле Горбатого моста остановилась длинная грохоталка, шестое чувство уже подсказало большинству обитателей леса, что их спокойной жизни пришел конец. За полмесяца, что прошли со дня гибели Лопуха и провала затеи с петицией, в лес приходило все больше и больше людей. Когда же со спины длинной грохоталки сгрузили желтую грохоталку поменьше, тревожная весть мигом разнеслась по всему лесу. Пара лесных голубей, осмелившаяся подлететь поближе, чтобы как следует рассмотреть чудище, в панике метнулась обратно под деревья, чтобы рассказать всем, что эта желтая штука совсем не такая, какие ездят по шоссе. И, с опаской глядя на новую грохоталку из-под кустов и из крон самых густых деревьев, лесные жители почувствовали, как их сердца сжимаются от нарастающего страха и дурных предчувствий. Желтая грохоталка кашлянула несколько раз, изрыгнула клуб жирного черного дыма и с ворчанием ожила. Но только когда она тронулась с места, лесные существа поняли, что имели в виду голуби. У грохоталки были необычные длинные ноги, которые при движении пронзительно взвизгивали, напоминая голоса норок. Грохоталка без труда перевалила через Горбатый мостик и покатилась по Долгому полю, а следом за ней двинулась другая, обычная грохоталка, в которой сидели несколько человек с блестящими белыми головами.
У Калитки люди вылезли из своего экипажа и с шутками и смехом приблизились к воротам, которые оставались надежно заперты на протяжении десятков лет и зим и густо заросли ежевикой. В предыдущие разы люди входили в лес через Калитку, но сейчас они дружно навалились на створки ворот и под жалобный скрип ржавых петель распахнули их настежь.
Желтая грохоталка заворчала, зачадила и двинулась по Тропе.
— Она нас съест! — в панике пищали мыши.
— Послушайте, как сердито ревет это чудовище!
— Это ужас, ужас!
— Мы все погибнем!
— Глядите, как эта штука взрывает землю! Она хочет выкопать всех, кто от нее спрятался!
Паника была всеобщей и всеобъемлющей. Ни одно существо не могло отделаться от ощущения, будто желтое чудовище явилось в лес персонально за ним, хотя разум подсказывал, что планы грохоталки носят гораздо более общий и зловещий характер. Для подавляющего большинства лесных обитателей желтая штука была самым большим существом, которое они когда-либо видели. Насекомым, которые, сидя на былинках и цветах, с ужасом взирали на нее с высоты всего лишь нескольких дюймов от земли, грохоталка казалась выше самых высоких деревьев. Ее длинные блестящие ноги, так сильно отличавшиеся от мягко шуршащих ног нормальных грохоталок, терзали почву, словно острые хищные когти, оставляя позади двойной непрерывный след, состоящий из вывороченной травы и взрытой земли. Еще более страшным казался широкий сверкающий нож в передней части грохоталки. Не притормаживая и не замедляя хода, грохоталка-копалка срезала молодую поросль, ломала средней толщины деревца и выворачивала из земли древние пни. Она была такой тяжелой, что попадавшиеся на ее пути насекомые смешивались со спрессованной землей, а черви в подземных норах, не имея возможности спастись, гибли сотнями, заживо погребенные обрушившимися сводами своих тоннелей.