Норман
Шрифт:
– А где она?
– спросил Малик.
– Так, как и ваши лошади, пасётся.
Он собрал им три литовки, узелок с едой и кувшин кваса, крикнул Кассу. И сказал, чтоб ехали за ней, она покажет покос.
Меня, Храма и Лекама попросил выкопать яму, двенадцать на двенадцать локтей, и шесть локтей в глубину.
– Погреб мне нужен, молоко, сметану, грибочки хранить.
– На войско что ли, заготавливать собрался, - поворчал Лекам, но за лопату взялся.
Софью поставил на кухню.
– Мужики вечером голодные будут, надо хлеба напечь, пирогов настряпать.
Отец
– Ну, что как?
– дед встречал его на крыльце.
– Хорошо, Майна привет передаёт. А ты что, на медведя яму решил вырыть?
– Это чтоб от безделья не маялись. А ты пойдём, поговорим.
Савлентий завёл Ровного в свою комнату. Выставил на стол бутылку настойки, две чарки и остатки мяса. Налил, молча сел, Рамос сел напротив. Молча выпили. Дед налил ещё дважды. Дважды выпили.
– Теперь рассказывай.
– Это произошло, через круг, после того, как мы приезжали в отпуск. Мы шли рейдом, по захудалому баронству. Сопротивления оказывать было не кому. Поэтому отправили меня с моим десятком, одного светлого и Саймола, в качестве магической поддержки. Крепость, хотя какая к Некросу крепость, так деревня с частоколом, сдалась сразу. Барон, мужик в годах, имеющий на руках жену, и двух дочерей кругов четырнадцати, открыл ворота сам. Барон был образован, но, по-видимому, глуп. На вопрос светлого: "А вдруг, тёмные зашли бы." Ответил, что чихал он на различия. Дружины мол нет, и сопротивляться, каким бы то ни было войскам, не собирается. Светлый, рассвирепел, велел казнить барона. Я отказался, мой десяток тоже, одна орава всё-таки. Мы же воины, а не палачи. Светлый, вообще копытом бить стал, ударил одного из моих. Я ему оплеуху зарядил, в общем, до клинков дело дошло.
После всего стали думать, что с трупом делать? То, что он вошёл с нами в дом барона, видели все. Ребята закручинились, у всех семьи, все понимали, что светлые с ними сделают. Тут Саймол, и предложил: Списать всё на него, а он к тёмным уйдёт, всё равно веры уже никакой в справедливость светлых. На том и порешили. Барона Саймон вместе с семьёй с собой забрал. Нас заклинанием связал, для достоверности. Конечно потаскали светлые с сезон, а потом отпустили, может отец Саймола помог, может не нашли ничего.
Потом в конце войны, я был уже сотником, он, как ни в чём ни бывало, пришёл ко мне в шатер, уже маститый тёмный, силой от него веяло, даже я не одаренный почувствовал. Стража, у шатра, его даже не заметила. Мы распили бутылку вина, он попросил передать тебе жезл, и сказал, что вряд ли увидимся, видимо знал, чем всё кончится.
– Судя по жезлу, он уже не тёмным, а некромантом был, не удивлюсь, если в круге смерти стоял, когда жертвовали собой. А ты, значит, решил, что предал друга, и поэтому не ехал ко мне?
Ровный молчал, опустив голову.
– Нет, Ровный, барон поводом был, достойно уйти в ваших глазах. Вы ещё, когда у меня были, в светлых сомневались. Да и я, по разумению братства, к тёмной касте принадлежу, видимо пока, отец Саймола, не решился на меня руку поднять, раз их здесь нет.
Вечером собрались за столом довольно поздно, в купальню входило только два разумного, а после трудового дня, устроенного дедом, потными были все.
– Ну что,
– Да ладно тебе, базарного развлекалу играть, ты уж вон парней, сено для лошадей заготавливать послал, и землянку рыть. Правильно всё говоришь, куда нам сейчас, горим везде, столько врагов, за один раз, у меня никогда не было. Но за всех, принимать решение не могу. Есть кто против перехолоданья здесь?
Все промолчали.
– Ну и хорошо, - дед достал одну из фляг, которые безжалостно забрал у отца, ещё в первый день, - А теперь за решение. Найти дорогу - это главное для разумного, ведь почему животные быстрее нас? Может они и глупы, но решение принимают моментально.
Следующих две десятины, мы РАБОТАЛИ, именно так, большими буквами. Мы копали, косили, ворошили сено, метали снопы, укладывали бревна, благо рубить, и шкурить деревья не приходилось, дед магией это делал с такой скоростью, что мы едва успевали подвязывать ровные брёвна к лошадям. Очень помогла магия эльфа, который умудрялся "сростить" бревна землянки так, что они не то, что землю, влагу не пропускали.
Единственное расстройство прошло от сейши, она отказалась дальше кормить щенков. Они и вправду, стали грызть, всё, что попалось на зуб. А зубы у них стали острыми. Дед сказал, что настает пора мяса, и мне пришлось каждый день ходить в село за молоком, чтобы смешивать мелкорубленое мясо с продуктом, к которому волчата привыкли. Рассказ о наличии коровы у деда, был чистой воды блефом, чтобы заставить заготавливать сено, для наших же, лошадей. В конце двух десятин, при помощи магии, которой сушили траву, утепляли землянку, крепили глину на печке, обрабатывали бревна, даже землю трамбовали, на воздушные удары Савлентия, сбегались посмотреть, все, мы успели закончить основные работы. Эль даже, при помощи магии, успел вырастить плетёную беседку, посередине двора, ставшую на остаток сезона тепла, любимым местом распития отвара, и не только.
Мокрый сезон, полностью оправдывал своё название: через день, а то и по три дня подряд, шли дожди. Никто из нас не выходил из дома. Никто кроме меня, Малика и Храма. Храм с удовольствием попивал отвар по утрам, пока мы с Маликом, отбивали капли дождя мечами. Дед днём занимался раной Солда, и "искрой" Лекама, ему в этом деле помогала Софья. Остальные были заражены игрой в камешки, которая пришла мне в голову, когда начались дожди, представляла она передвижение по диагонали, белых и чёрных камешков, по такой же чёрно-белой площадке, выжженной магией на столе. Изначально, площадка была нарисована на столе чердака углем, но после того как в игру привлекли Малика, он магией выжег поле, на кухне.
В один из сухих вечеров, я, вернувшись из села с молоком пораньше (волчатам на три дня, должно хватить при помощи замораживающего амулета Малика), вышел на эльфийский танец с мечом, которому меня научил отец. Поскольку вечер был тёплым, в беседке, пока я выводил пируэты, собрались все - выпить отвара. По окончании танца, я был в центре внимания, отец и эльф, явно смотрели одобрительно, остальные заинтересованно, всё-таки развлечение, а дед пристально вглядывался. По окончании упражнения, дед спросил: