Норман
Шрифт:
– С утра из-за рубашки поцапались, на завтрак младший Ровный, сказал, что яичница недосолёна. Вот и лаются весь день. Первая семейная ссора.
– Сами вы семейные, - Софья, рассержено пошла к дому.
Обед, готовил Храм, он всех красках расписал деду "мясо по-нормански", и при наличии свинины, глупо было, готовить что-нибудь другое. Обедали прямо у костровища, запивая мясо, мутным вином деда, имевшим очень оригинальный привкус. Последнее нормальное вино Храм выпросил на мясо.
– Ты Ровный, сбегай в село, купи
– Я тоже пойду, - Храм впился клыками в кусок мяса, тонкая струйка жира потекла на подбородок.
– Да вас вроде светлые ищут, а твоя зелёная рожа, прям образец неприметности, - возразил дед, - Солда возьми с собой, а то потеряешься на ночь, а мы тут гадай, где ты.
Солд кивнул в знак согласия сходить в село.
– Солд, а тебя кто зашивал, я утром твою рану, когда ты дрова рубил видел, случайно не вон тот недомаг, - дед ткнул пальцем в Лекама, - Прости, забыл что ты выгорел, хотя в этом видна рука богов, сколько ты магией, разнес по округе. Трактир в Орлином спалил, мост помню волной снес.
– Мост скажешь тоже, две жердины через ручей.
– А мой сарай?
Лекам замолчал.
– Так, кто шил? Он?
Солд кивнул.
– Я ночью шил, Софья светила, а он при смерти был, опять же светлые на хвосте, - оправдывался Лекам.
– Я и вижу, как барана заштопал. Убрать не смогу, но за десятину подправлю. Всё равно твоему лекарю, дней тридцать надо каналы править.
– Мы вроде всего на десятину собирались остаться?
– отец поперхнулся вином деда.
– Да ради богов, и будет твоему младшему, этот недо... лекарь, зрение магическое год открывать, а я как раз за три десятины его раскрою, опять же живность ваша подрастет.
– Щенков, можно и оставить, они у тебя в большей сохранности будут.
– Не-е-е, у них привязка к младшему, он им сейчас за место матери. Уйдёт дальше чем на день пути, плохо ему будет.
– Это как?
– я заинтересовался.
– А на тебя, метка как на мамку поставлена, хасаны ведь магические звери, колдовать по серьезному не могут, но вот глаза отвести, заблудить кого в лесу, растерять жертву на время, вполне способны. У них даже "искра" есть. Вот их отец видимо, когда ты пообещал их найти, и ткнул на твой разум метку. Плетением вроде не назовешь, снять их магию тяжело, так как не знаешь за какой конец тянуть, похожа на магию остроухих. Да и у тебя на голове и так два плетения сидит, я пока ты на бревне балансировал, рассмотрел. Так что сейчас и не разберешься, где какое. А метка сильная, видно добровольно принял, или пообещал чего, круга два продержится. Ты ведь сейчас чувствуешь, когда они чего боятся, или голодные?
Я кивнул, вспомнив тоску, когда я их искал, и беспокойство когда они испугались.
– Вот отойдёшь на день пути, может на два, и связь с ними теряться начнёт,
– Одно плетение для развития, мне в академии поставили, а второе?
– Что-то спрятано, судя по яркости, одновременно с плетением на память ткнули, и запитано от каналов жизни, я не силён в менталистике, думаю, для лечения часть памяти блокировали. Так что Рамос, жить тебе у меня три десятины, а лучше четыре, задумаете в холодный сезон остаться, ткнём землянку. И от всех врагов потеряетесь. Сейчас ваша компания у каждого стражника на уме.
– Я подумаю.
– Подумай, и про остальных подумай, в холодный сезон, ехать куда-то к гномам. С вас там за жильё три шкуры сдерут. Денег на покупки дать?
– Не надо, есть.
– Ну, гляди.
После обеда, отец с Солдом уехали в село, лошадей взяли попроще, чтобы не привлекать внимание. Дед им дал по медному амулету,- чтобы обратно смогли доехать, не заплутали, и по деревянной щепке - чтоб люди не запоминали их лица. Причём последние сделал, за две меры, ножом, на коленке. Когда активировал, Малик, стоявший рядом со мной, охнул: "Это же, сколько силы он за раз выплеснул! И даже не поморщился!
Вернулся вечером Солд один. На вопросы уклончиво отвечал, мол Рамос придёт утром. Когда понял, что дело может дойти и до мечей, рассказал, что отец остался у дочери портнихи, велел не говорить. Дед хитро улыбался, думаю, что знал, как всё закончится.
Солд, привёз здоровенный куль с вещами, и мешок с продуктами. Если продукты не очень заинтересовали, то куль растерюшили сразу, сильно поизносились. Больших изысков не было, всем было по паре простых деревенских брюк на завязках и паре таких же простых рубашек. Венцом разбора вещей, был визг Софьи, ей перепало, аж три деревенских платья, и простенькие сапожки, её уже развалились.
На ужин Софья вышла в платье, изначально оно было ей большевато, но она подогнала его за полчасти. Я заворожено смотрел на неё, как-то не обращал раньше внимания, что она, очень миленькая. Сразу всплыли воспоминания, Нейла. И вспомнился Алехар с его правдой.
– Ты чего?
– дед уловил моё настроение.
– Так, взгрустнулось.
Я молча отужинал, разговор за столом был, но вялотекущий, да я и не слушал, погрузившись в себя. После ужина нашёл Аравина, сделать не стал, одел узду и шагом прокатился по лесу. Вернулся через полчасти, когда уже темнело. У ворот стоял Савлентий.
– Чего похмурел.
– Так вспомнил кое-что, пройдёт.
– Чего, или кого?
– Да какая разница? Мелочи это.
– Можно сказать, вся наша жизнь мелочь, пролетит, и не заметишь, а можно, что вся жизнь состоит из мелочей.
– Может и так, но некоторые вещи, лучше считать незначительными.
– Лучше, или проще?
– И так, и так.
Утром Савлентий, накормив нас завтраком, попросил каждого об услуге. Остроухого, Солда и Малька, попросил покосить сена для коровы.